— Ты не сможешь. Его может остановить только его хозяйка.
— А если она не захочет?
— Тогда мы все попали.
Страйкер ненавидел то, как сильно ему нравилось видеть вещи
Зефиры вперемешку со своими. Ее расческа, ее лосьоны. Ее духи. Он поднял
последние так, чтобы вдохнуть их запах.
— Что ты делаешь?
Он тут же поставил стеклянный флакончик обратно.
— Ничего.
— Это не «ничего». Ты благоговел перед моими вещами, разве
нет?
Страйкер выгнул бровь, услышав выбранное ею слово.
— Благоговел? Что за архаизм?
Зефира вернула ему взгляд, которым он только что ее
наградил.
— Ты не отвлечешь меня так легко. Ты тосковал по мне прямо
сейчас.
Страйкер шагнул к ней и с подозрением на нее посмотрел, но
она, тем не менее, не показала никаких эмоций. Если бы он мог так натренировать
своих людей…
— Так вот, что ты хочешь от меня услышать? Ты уже знаешь,
как сильно я по тебе скучал.
Ее глаза сузились.
— Но я хочу услышать, как ты это скажешь.
— Почему?
Она склонилась к нему и одарила его взглядом, в котором
смешались злость, радость и поддразнивание.
— Потому что я хочу увидеть, как сильно мое отсутствие тебя
мучило.
Страйкер начал отстраняться, но его собственное тело
перестало повиноваться. Отказывалось двинуться. Вместо этого он обнаружил одну
простую истину, сорвавшуюся с его губ:
— Я скучал по тебе.
Зефира хотела дать ему пощечину за эти слова. Она хотела
бить его до тех пор, пока боль внутри нее не утихнет. Но она знала правду. Во
всем мире недостаточно насилия, чтобы возместить причиненный им ущерб.
— Думаешь, это что-то исправит?
— Это ничего не исправит, — его тон был нервным. — Но пока
ты, ненавидя меня, находишься здесь, посмотри на это с моей точки зрения. Я —
тот, кто потерпел неудачу, и с этой реальностью и знанием я был вынужден жить
каждый день своей жизни. Ты — мое единственное истинное сердце. Моя вторая
половинка, а я ушел от тебя. Понимаешь ли ты хоть немного, как осознание этого
снедало меня?
Зефира запустила руку в его волосы и теребила их, пока он не
скривился. Не в силах совладать с запутанными эмоциями, досаждавшими ей, она
притянула его ближе и яростно поцеловала. Их языки сплелись в танце, и Страйкер
полностью почувствовал ее вкус. За всю его жизнь она была единственным, чего он
на самом деле жаждал. Желая быть к ней как можно ближе, он подхватил ее на руки
и понес на кровать.
Зефира прервала поцелуй только на то, чтобы стянуть с него
рубашку через голову. Не в силах выдержать еще секунду без нее, Страйкер
использовал свои силы, чтобы полностью снять их одежду.
Она откинулась назад, изогнув брови.
— Какой полезной силой ты обладаешь, — выдохнула она ему в
губы.
Прежде чем он смог ответить, она повалила его на кровать и
прикусила клыками его подбородок. Страйкер зарычал от того, как хорошо было ее
ощущать. Обнимая ее, он вернулся в те времена, когда был всего лишь юным
принцем. Мир был нов и свеж. В сердце не было ненависти. Не было одиночества.
В ее объятиях он всегда мог увидеть вечность.
А сейчас она набросилась на него с той же страстью, что он
чувствовал, глядя на нее. Закрыв глаза, Страйкер наслаждался ощущением ее
обнаженной кожи, прикасающейся к нему. Ее руки тесно обхватывали его тело. И
хотя он был проклят и потерян, это был рай, а она в нем ангелом.
Зефира коснулась щекой его щеки, терзая зубами мочку его
уха. Его щетина царапала ей кожу, посылая мурашки по ее телу. От него пахло
мужчиной и пряным лосьоном после бритья, что прекрасно сочеталось с ее собственным
запахом.
Годами после его ухода она хранила его тунику и обнимала ее
в предрассветные часы, страстно желая его возвращения.
Она сожгла ее в припадке гнева из-за проклятия Аполлона. Но
сейчас она снова была со Страйкером и хотела все ему простить. Вернуться в
прошлое и остаться рядом с ним.
Если бы только она могла.
— Хочу почувствовать тебя внутри, — прошептала Зефира. Их
игры могли подождать. Прямо сейчас она хотела быть к нему как можно ближе.
Страйкер ответил ей низким стоном и скользнул в ее тело,
выполняя ее просьбу.
Она вскрикнула от удовольствия и приподняла бедра, жаждая
стать частью его. Зефира забыла, как это хорошо — быть с мужчиной, особенно с
таким умелым. Каждый его толчок, каждое движение языка зажигало в ней огонь,
так что она хотела кричать от счастья.
Страйкер перекатился с ней, усаживая ее в центр кровати, где
он стал двигаться в ней еще сильнее и быстрее. Ее взгляд приковали его
серебристые глаза, и у нее перехватило дыхание от увиденной там, в их тусклом
свете, его внутренней уязвимости. Самонадеянность молодости прошла, и боль
внутри этого мужчины разрывала ее на части. Так много всего произошло с ними
обоими с того дня в убежище Агапы, когда они оказались связаны друг с другом
как муж и жена.
Зефира вновь увидела высокого неуверенного парня, который
вложил кинжал в ладонь и порезал ее.
«Своей кровью, своим сердцем, своей душой клянусь посвятить
свою жизнь тебе. Где бы я ни был, ты всегда будешь со мной в моих мыслях. Я
клянусь перед твоими и своими богами. Отныне мы соединены, и только смерть
разлучит нас, — потом он наклонился и прошептал ей на ухо: — и даже тогда я
найду способ остаться с тобой. Ты и я, Фира. На веки вечные».
Из уголка глаза скользнула слеза, так как это воспоминание
обожгло Зефиру. Она верила в Страйкера.
— Фира?
Она сглотнула, он остановился и взглянул на нее.
— Я причинил тебе боль?
Всхлип застрял в ее горле.
— Ты разбил мне сердце, ты, ублюдок. Ты заставил меня
поверить в тебя, тогда как я не верила никому, кроме самой себя.
Страйкер вздохнул, услышав эти слова, резавшие душу на
кусочки.
— Все, чего я хотел, — быть тем мужчиной, которым ты меня
видела. Я молил богов о возможности отменить то, что сделал. Остаться и умереть
с тобой, как я должен был. Но я не могу отменить прошлое. Не могу отменить ту
боль. Знаю, это не утешение, но уверяю тебя, для меня это было не легче, — он
ожег ее взглядом. — Я никогда в жизни не извинялся. Я никогда никого ни о чем
не просил. Но я прошу прощения за то, что сделал, и с удовольствием встану на
колени, если ты сможешь простить меня.
Зефира оттолкнула его, потом перекатилась и села.
— Я больше не знаю, как прощать.
Страйкер вздрогнул, эти слова пронзили его. Он не заслужил
от нее ничего, кроме презрения. Но он не мог позволить ей так уйти. С разбитым
сердцем он передвинулся, чтобы осторожно расплести ее волосы. Шелковистые пряди
поддразнивали его плоть, он вспомнил, как она расчесывала их каждую ночь, перед
тем как присоединиться к нему в постели.