— Моя сестра умерла одиннадцать тысяч лет назад.
— Медея твоя сводная сестра.
Недоумение исчезло с его лица, в холодные глаза снова
вернулся гнев.
— И почему я должен о ней беспокоиться?
Эш поднял руки, сдаваясь.
— Ты прав. Тебя не должно это беспокить. Она для тебя никто,
и поэтому я не пригласил тебя присоединиться к нам. — Эш прошел мимо него.
Юриан схватил его за руку, останавливая. Его взгляд был
жестким и пронизывающим. Он обвинял сильнее, чем слова.
— Что бы ты чувствовал, если бы мой отец убил Тори?
Эш ответил честно и не сомневаясь:
— Так, словно лишился души. Потерю и непроходящую боль.
Юриан отвел взгляд.
— Тогда ты поймешь меня. И поймешь, почему я жажду его
смерти.
Эш снял руку Юриана со своей.
— Он тоже это понимает. Тебе никогда не приходило в голову,
что он может сожалеть о том, что сделал?
— Отец? Будем реалистами. За всю свою жизнь этот ублюдок ни
о чем не сожалел.
Эш пережил достаточно, чтобы поверить — даже столь
испорченный, как Страйкер, может сожалеть.
— Мы все испытываем сожаление. Никого из живущих это
своенравное чувство не обошло стороной.
— И что? Хочешь, чтобы я поцеловал отца и сдался?
— Едва ли. Но я хочу, чтобы ты забыл про боль и гнев, и хотя
бы минуту подумал ясной головой. Речь не о тебе и отце, и не обо мне и Нике и
нашей ненависти друг к другу за то, что мы не в силах изменить. Речь идет о
спасении жизней миллионов невинных людей. Людей вроде Фиби, которые не
заслужили травли и убийства. Если я могу встать на сторону моих врагов ради
доброго дела, то и ты сможешь.
Юриан усмехнулся.
— Что ж, полагаю, я просто не такой особенный как ты.
— Никто не знает на что он способен, пока не пройдет
испытания. Так и с тобой. Потерпишь неудачу или преодолеешь — зависит только от
тебя. Я не могу указывать тебе, что делать, но я знаю, где буду сегодня ночью…
— Эш помедлил, прежде чем задать самый важный вопрос: — Так каков твой выбор?
— Кровавая смерть.
Эш покачал головой.
— Упрямые ублюдки. Спроси у любого, кто знает это не
понаслышке, тебе много расскажут о прощении. Враждебность редко причиняет боль
кому-то кроме своего носителя.
— И много расскажут о том, как хорошенько ударить врага по
голове и вскрыть его череп.
У Эша начал подергиваться подбородок при виде такого
упрямого характера.
— Всему свое время, и сегодня наше — объединиться или
потерять все. Я сражаюсь не ради Страйкера или спасения твоей сестры. Я
сражаюсь, чтобы защитить тех, кого люблю. За тех, кто сильнее всего пострадает,
если Война не остановится… Детей, подобных Эрику и…
— Я все понял, — огрызнулся Юриан при упоминании племянника.
— В самом деле?
Взгляд Юриана ожесточился.
— Я буду там, но как только враги будут подавлены…
— Мы будем сражаться друг против друга. Я понимаю.
Юриан кивнул. Отступил на шаг, задумался, потом подошел
ближе к Эшу.
— Я хочу услышать истинную правду кое о чем. Ты
действительно смог бы сражаться рядом с тем, кто причинил тебе так много зла,
как мой отец причинил мне?
Эш не мигая встретил его взгляд.
— Я подчинился богине, которая одурманила меня до такой
степени, что я не смог защитить сестру и племянника в ту ночь, когда их обоих
жестоко убили, а они были единственными людьми во Вселенной, которым было не
наплевать на меня. В тот же день эта богиня повернулась ко мне спиной и
позволила своему брату-близнецу безжалостно зарезать меня на полу, как
животное, а спустя несколько часов я продался ей, чтобы защитить человечество.
Ради Темных Охотников я подчинялся ее жестоким фантазиям одиннадцать тысяч лет.
Так что, да, Юриан, думаю, я смогу потерпеть час ради защиты всего мира.
Юриан медленно выдохнул.
— Знаешь, ты единственный, за кем я могу последовать после
того, через что я прошел. И единственный, кого я уважаю.
— А ты один из немногих, кому я доверяю.
Юриан протянул ему руку.
— Братья?
— Братья до конца, — сказал Эш, крепко пожимая его руку. — А
теперь, пока мы не расплакались как девчонки, тащи свою задницу наверх и
готовься к тому, что грядет.
Страйкер отступил, регулируя завязки на левой руке. Нечасто
он пользовался титановыми доспехами, но раз они должны столкнуться лицом к лицу
боги знают с чем, он хотел быть готовым.
Он покинул комнату, найдя Зефиру в кабинете, пристально
вглядывающейся в сфору в попытках найти Медею. Не срабатывало. Война держал ее
где-то вне пределов их досягаемости.
— Я верну ее. Клянусь.
Зефира медленно поднялась, не отводя от него взгляда.
— Хочу, чтобы ты пересмотрел свое решение.
— Ты не сможешь спокойно сражаться, и ты это знаешь. Мы не
знаем, куда идем, но я уверен — Война не собирается играть по правилам. Как
сказал своей женщине Ашерон, я не смогу сражаться, если буду отвлекаться на
тебя. А мне понадобится любое возможное преимущество.
Зефира понимающе кивнула. Она приблизилась к нему, чтобы
смахнуть с глаз прядь угольно-черных волос. В груди было тяжело, не только от
страха за Медею, но и за него тоже. Как несправедливо терять его сейчас, когда
она наконец-то обрела его снова.
— Я могу наблюдать в сфору?
— Должна.
— Тогда знай, я буду смеяться над твоей неумелостью всякий
раз, когда враг нанесет тебе удар, и если ты не вернешься с моей дочерью, я
заберу твое сердце и голову в качестве украшений.
Страйкер прищурился и почти сказал ей все, что о ней думает,
но его внимание привлекло нечто маленькое, сверкнувшее на ее руке.
Обручальное кольцо. То самое, что он веками хранил в своей
комнате. Это колечко изобличало ее и перевело ему ее слова.
Она не хотела, чтобы он пострадал…
На его губах расцвела медленная улыбка, он поднял другую ее
руку и запечатлел на ней поцелуй.
— Я запомню твои слова, моя колючая роза. И постараюсь
сделать так, чтобы тебе как минимум не пришлось смеяться.
Стоило ему отступить, Зефира схватила завязки на передней
части его брони и притянула его к себе, чтобы поцеловать.
Страйкер застонал, чувствуя, как хороша она на вкус.
— Хочу увидеть тебя обнаженной, когда вернусь.
