Она выгнула бровь, прежде чем повернуться к другому
заключенному.
— Джаред? Он лжет мне?
Она подняла руку вверх, и кожаный намордник исчез.
— Нет, — сказал он, его голос был неестественным и слабым. —
Он живет по крайне своеобразному моральному кодексу.
Существо и его способности заинтриговали Страйкера.
— Что он такое? Твой персональный детектор лжи?
Она одарила его дерзкой улыбкой.
— Что-то вроде того.
Джаред презрительно усмехнулся.
— Почему ты не скажешь ему правду? Я твой комнатный песик,
которого держат на цепи, чтобы он не писал на пол.
Она вновь вскинула руку вверх, и его намордник вернулся, закрыв
лицо.
— Зачем ты толкаешь меня на это?
Джаред резко дернулся в оковах, прокричав нечто
неразборчивое.
Его сила поражала. Страйкер даже заметил проблеск уважения к
существу в глазах дочери.
— Вы, парочка влюбленных, все время так сражаетесь? — спросил
ее Страйкер.
Она фыркнула.
— Я вовсе не сражаюсь с ним. Он всего лишь инструмент,
который я использую.
— Каким образом?
Она не ответила.
— Матера говорит, что я должна позволить ей убить тебя за
то, что ты бросил нас.
— Но?
— Я хочу понять, как ты мог оставить женщину, которую любил,
и ни разу не оглянуться назад или раскаяться в этом. Меня озадачивает такого
рода эгоизм.
Страйкер застыл, ее обвинение обожгло до глубины души. Не
раскаяться? Он сожалел о потере Зефиры каждый день своей жизни. Но он был воспитан
с верой в то, что долг превыше любви.
Всегда.
Его отец потребовал развестись с Зефирой и жениться на
жрице, чтобы воплотить судьбу, спланированную для него его отцом. И он так и
сделал. Нет, дело было не только в этом. Зефира едва ли не выгнала его за дверь
пинками, когда Аполлон высказал ей все, что думает о ней и ее низком
происхождении.
«Дочь рыбака замужем за сыном бога? Вы лишились рассудков?
Здесь полно шлюх, Страйкериус. Я спас тебя от жестокого убийства не для того,
чтобы видеть, как ты женишься на этой особе и станешь плодить никчемных детишек
с низким генетическим фондом».
Страйкер должен был защитить Зефиру. В тот момент он знал об
этом. Но в четырнадцать лет, первоначальный брачный возраст в античном мире, он
был напуган силами отца. Он боялся разочаровать бога, который был для него всем
миром.
— Что ж, — потребовала Медея, — ответь мне. Почему ты
покинул нас?
Лицо Страйкера превратилось в маску. Он больше не был
испуганным юнцом. Он был одиннадцатитысячелетним полководцем.
— Я ни перед кем не отчитываюсь, и, черт меня возьми, если
буду отчитываться перед своей дочерью. То, что случилось тогда, касается только
меня и твоей матери.
— Тогда готов ли ты умереть?
— Я воин, Медея. Я принял смерть как неизбежность в тот
момент, когда поднял свой первый меч для битвы. Я убил собственного сына за то,
что он предал меня. Кажется вполне уместным, что моя дочь убьет меня за
поступки, которые воспринимает также. Единственное, о чем я буду сожалеть, так
это о том, что не узнал лучше своего ребенка, который так похож на меня, что
может казнить меня быстро и без сожалений или колебаний.
Она подняла руку вверх. Страйкер ожидал, что она убьет его.
Вместо этого цепи, удерживающие его, свалились с запястий и лодыжек.
— Идем со мной.
Страйкер следовал за ней, когда новый план сформировался в
его голове. Немного же она знает о том, что он не послушный щенок, которым
любой может командовать.
Достигнув двери, он оглянулся на Джареда, обессилено
висящего в своих оковах, его намордник прочно сидел на месте. Волна симпатии
прошла сквозь него.
Не жалей меня, Страйкер. Я здесь не по своему выбору.
Эти зловещие слова эхом отдавались в его голове, пока он
выходил из комнаты вслед за Медеей, и она закрывала дверь, загораживая вид
Джареда.
— Он заключенный?
— Нет. Он был подарком.
— Подарком?
Она кивнула без каких-либо дальнейших объяснений.
— От кого? — подсказал он.
Она открыла дверь и впустила его в холодную аскетическую
комнату.
— Мы не будем говорить о присутствии Джареда. Никогда.
Возможно…
Медея начала удаляться по коридору. Теперь, когда Страйкер
освободился из камеры, он почувствовал, как его силы стремительно возрастают.
Должно быть, на нее было наложено какое-то ослабляющее заклинание. Но сейчас,
когда оно прекратило действовать…
Воодушевленный, он кинулся к дочери и схватил ее сзади.
Широко раскрыв глаза, она в изумлении открыла рот.
— Я — лидер, дитя. Я ни за кем не следую. — Сжимая хватку,
он со скоростью молнии перенес ее из строения в Калосис.
Глава четвертая
Медея пронзительно закричала после неудачной попытки переместиться
из Калосиса. Страйкер поцокал языком.
— Я закрыл канал. Ты не сможешь выйти, пока я вновь его не
открою.
Черные глаза Медеи сверкнули яростью, еще больше напоминая
ему о ее матери.
— Матера убьет тебя за это.
Страйкер освободил дочь и отступил на шаг.
— Она в любом случае собиралась убить меня. Так, какая
разница?
— Первоначально в ее план не входили пытки. Это… это
заставит ее изменить свое мнение.
Он безразлично пожал плечами.
— Ты хотела провести время с отцом. Вот он я. — Черты его
лица ожесточились, когда он встретился с ней взглядом, показывая свою
решительность. — Ты должна узнать кое-что обо мне. Я ничего не делаю на
условиях других людей. Я есть и всегда буду тем, кто командует. Никто не
указывает мне, что делать.
Последний, кому он подчинялся — его собственный отец, —
предал его. С той ночи он поклялся, что в будущем его жизнь будет принадлежать
лишь ему и больше никому.
Медея скривила губы:
— Матера была права. Ты засранец.
Его забавлял ее гнев.
— Неправда, засранец бросил бы тебя своим демонам. Я — твой
отец, и, честно говоря, мне не хватает моих детей. Эта слабость — единственная
причина, по которой ты до сих пор жива после всех угроз в мой адрес.
Страйкер протянул руку и сжал в ладони ее подбородок. Медея
напряглась, но, к его удивлению, не вонзила в нее клыки. Вместо этого она
продолжала с презрением смотреть на него. Она так сильно напоминала ему дочь,
умершую одиннадцать тысяч лет назад. Только Таннис никогда не была бойцом. В
отличие от Медеи она никогда не разделяла любовь Юриана к жизни.