— Нет-нет, не звони, я пойду с удовольствием, — проговорила Вирджиния. — Похоже, люди прекрасные. Извините, я отлучусь на минутку, — добавила она, поднялась и открыла дверь, ведущую в другие комнаты на «детском» этаже.
— Ну, справилась я? — спросила Бриджит у Тони.
— «Оскара» заслуживаешь.
— А не слишком некрасиво получилось? Просто боюсь, мне не вынести ПМ, свою мать и Сонни одновременно.
— Ты поступила правильно, — заверил Тони. — В конце концов, других двоих к Боссингтон-Лейнам точно не отправишь.
— Знаю, но ведь я и о ней думала.
— Уверен, у Боссингтон-Лейнов ей будет лучше, — заявил Тони. — Твоя мать — женщина прекрасная, просто не очень… — Тони замялся, подбирая подходящее слово. — Светская, да?
— Нет, она не светская, — согласилась Бриджит. — Ей будет очень не по себе от всей этой суеты вокруг принцессы Маргарет.
— Бабушка расстроилась? — спросила Белинда, усаживаясь рядом с матерью.
— Почему ты так думаешь?
— Она ушла очень грустная.
— Она просто кажется такой, когда ни о чем не беспокоится, — нашлась Бриджит.
В детскую вернулась Вирджиния, заталкивая носовой платок в рукав кардигана.
— Я на секунду заглянула в одну из комнат и увидела свой чемодан, — бодро проговорила она. — Я там буду спать?
— Хмм… — Бриджит взяла свой чай и пригубила. — Извини, у нас тесновато, но это ведь только на одну ночь.
— Только на одну ночь, — эхом отозвалась Вирджиния, надеявшаяся остаться на две-три ночи.
— В доме сейчас столько народа, — посетовала Бриджит. — Это настоящее испытание… Для всех. — Бриджит хотела сказать «для слуг», но в присутствии няни тактично изменила фразу. — В любом случае ты, наверное, хотела бы быть рядом с Белиндой.
— Да, конечно, — согласилась Вирджиния. — Устроим полуночный пир.
— Полуночный пир! — изрыгнула няня, больше не в силах сдерживаться. — Только не в моей детской!
— А я думал, это детская Белинды, — съязвил Тони.
— Главная здесь я. — Няня едва справлялась с эмоциями. — И я ночных пиров не потерплю.
Бриджит вспомнила полуночный пир, который устроила ей мама, чтобы подбодрить перед отъездом в школу-интернат. Мама сделала вид, что это секрет и папа не в курсе, но впоследствии Бриджит выяснила, что он в курсе и даже сам купил тортик. Бриджит со вздохом подавила сентиментальные воспоминания, услышав шум машин перед домом. Она выглянула в оконце в углу детской.
— Боже, это Далантуры! — воскликнула Бриджит. — Мне, наверное, нужно спуститься к ним и поздороваться. Тони, ты ведь будешь так добр и поможешь мне? — спросила она.
— При условии, что ты дашь мне время переодеться к встрече с принцессой Маргарет, — ответил Тони.
— Могу я чем-то помочь? — предложила Вирджиния.
— Нет, спасибо. Оставайся здесь и раскладывай вещи. Я вызову такси, которое отвезет тебя к Боссингтон-Лейнам. Около половины восьмого, — уточнила Бриджит, решив, что к этому времени принцесса Маргарет еще не спустится промочить горло. — За мой счет, разумеется, — добавила она.
«Господи! — подумала Вирджиния. — Опять деньги на ветер!»
7
Патрик забронировал номер поздно, и его разместили в пристройке отеля «Литтл-Соддингтон-Хаус». К письму, подтверждающему бронь, администрация приложила брошюру с фотографией большого номера, в котором имелись кровать с паланкином, большой мраморный камин и эркер с роскошным видом на бескрайние Котсуолдские холмы. Комната, в которую провели Патрика, могла похвастать сильно скошенным потолком, видом на кухонный двор и полным набором для заваривания чая. Еще имелись порционные пакетики с кофе и мини-порции ультрапастеризованного молока. Казалось, мелкие цветочки на мусорной корзине, занавесках, покрывале, диванных подушках и держателе бумажных полотенец мерцают и шевелятся.
Патрик распаковал смокинг, бросил его на кровать и следом рухнул сам. На ночном столике под стеклом лежала записка. «Во избежание разочарований просим гостей бронировать столики в ресторане заблаговременно». Патрик, всю жизнь избегавший разочарований, отчитал себя за то, что не узнал эту рекомендацию прежде.
Неужели нет других способов избегать разочарований? Как может он почувствовать под ногами твердую почву, если разложение составляет основу его личности и сопровождает ее на каждом этапе? Но вдруг сама модель личности понимается неправильно? Вдруг личность не здание, для которого нужно искать и закладывать фундамент, а галерея ипостасей, объединенных разумом, который хранит их историю и нивелирует разницу между действием и игрой?
«Вживаться в ипостаси, сэр, это привычка, которую я одобрить не могу, — проворчал Патрик, надул живот и заковылял в ванную, словно мишленовский Толстяк. — Она погубила месье Эскофье
{129}…» — Он осекся.
Отвращение к себе, накатывающее на Патрика в последнее время, было застойным, как вода в малярийном болоте. Порой он скучал по глумливым образам, сопровождавшим самые драматичные этапы разложения его личности на третьем десятке лет. Отдельные образы еще всплывали в памяти Патрика, но потускнели, едва он перестал чувствовать себя куклой чревовещателя, а былую агонию сменила ностальгия по поре, когда сила ощущений компенсировала их ужасность.
«Готовься к смерти, а тогда и смерть и жизнь — что б ни было — приятней будет»
{130} — странная фраза из «Меры за меру» вспомнилась, когда Патрик решил зубами вскрыть пакетик геля для душа. Может, есть что-то в наполовину полной, наполовину пустой теории о том, что лишь вкусившие отчаяние знают истинную цену жизни? Опять-таки, может, и нет. «А вот что такое объединяющий разум и насколько он разумен? — думал Патрик, выдавливая зеленую слизь из пакетика и пытаясь вернуться к прежним рассуждениям. — Это нить, которая удерживает пестрые бусины опыта, а порой и гнет осмысления. Жизнь имеет тот смысл, который удается запихнуть в узкую глотку разума».
Где великий философ Виктор Айзен, когда он так нужен? Патрик отчаянно корил себя за то, что оставил в Нью-Йорке несомненно замечательную книгу «Бытие, знание, суждение» (или она называлась «Мышление, знание, суждение»?), которую любезно подарила ему Анна Айзен, когда он приехал за телом отца.
Во время последней поездки в Нью-Йорк Патрик наведался в похоронное бюро, где много лет назад видел тело отца. Здание оказалось совсем не таким, как он запомнил, — не серым каменным, а бурым кирпичным и куда меньше, чем отложилось в памяти. Когда, поддавшись любопытству, он вошел, то не увидел ни черно-белого мраморного пола, ни стойки администратора там, где ожидал ее увидеть. Может, бюро просто отремонтировали, но в любом случае изменились размеры, как у домов, которые кажутся большими только в детстве.
