За разговором он успел засыпать в воду макароны и вскрыть банку тушёнки. Заметив заинтересованный взгляд, брошенный паломником в сторону его купальни, Слава понимающе усмехнулся и, заглянув в ведро, сказал, указывая на лейку:
– Если хотите, можете принять душ, пока ужин готовится.
– Очень щедрое предложение. Благодарю, – склонил голову паломник и, положив вещмешок под машину, принялся аккуратно снимать свою хламиду.
Быстро помывшись, Ваха надел чистый халат и, вздохнув, тихо сказал:
– Давно не получал такого удовольствия. Купание в реке горячего душа не заменит.
– Ну, душем это приспособление можно назвать только условно, – усмехнулся парень.
– В любом случае я вам очень признателен, – ответил Ваха, доставая свой мешок. – В данных обстоятельствах и такой душ настоящая роскошь. Очень ловко придумано.
– Куда вы? – не понял Слава.
– Искать подходящее место для ночлега. Спать на молельном коврике под кустом надоедает в дороге.
– Не спешите. Давайте поужинаем и поговорим, – предложил Слава, которому нравился этот странный человек.
– Вы серьёзно? – удивился Ваха.
– А что тут такого? – не понял Слава. – Вы помогли мне, и я должен отплатить вам тем же. Законы гостеприимства известны не только на Кавказе. Мы, гяуры, тоже их помним.
– И вы не боитесь, что мусульманин ограбит вас? Закуёт в кандалы и продаст своим соплеменникам? Да ещё не просто мусульманин, а чеченец, – иронично усмехнулся Ваха.
– Я вроде не давал повода считать меня дураком, – пожал плечами Слава.
– Простите, – смущённо улыбнулся паломник. – Просто за время пути мне и не такое пришлось выслушать.
– Не сомневаюсь, – скривился Слава. – Присаживайтесь, – скомандовал он, доставая из вахтовки складные табуретки с брезентовым сиденьем. – К сожалению, дураки в нашей стране никогда не переводились.
– Не стоит их осуждать, – отмахнулся Ваха.
– Я и не осуждаю. Но очень не люблю тех, кто мыслит стереотипами. Люди разные. Так было и так всегда будет.
– Здесь вы абсолютно правы. Мой отец – ярчайший тому пример.
– А что с ним было не так? – не понял Слава.
– Это был чудесный человек, но у него был один пунктик. Он считал, что должен всем своим существованием опровергнуть сложившиеся о нашей нации стереотипы. И требовал того же от нас с братом.
– Теперь понятно, почему вы так разговариваете. Но кто-то должен был это делать, – улыбнулся Слава, припоминая, сколько слухов и споров было в те времена.
– Да. Впрочем, мы сами во всём были виноваты, – вздохнул Ваха.
– Уж вам-то точно себя винить не в чем, – отмахнулся Слава, раскладывая на столе пластиковые тарелки.
Достав из машины упаковку ржаных сухарей, парень окинул сервировку критическим взглядом и, сделав приглашающий жест, улыбнулся:
– Прошу. Не бог весть что, но на безрыбье…
– В наше время даже это роскошь, – покачал головой паломник. – Я могу произнести молитву?
– Это ваше право, – пожал плечами Слава, перемешивая макароны.
Ваха сложил руки перед лицом и тихо забормотал молитву. Закончив, он огладил лицо руками и, взяв в руку пластиковую вилку, добавил:
– Приятного аппетита.
– И вам того же, – поперхнувшись, нашёлся Слава, уже успевший набить рот макаронами.
Ужин прошёл в полном молчании, но когда парень разлил чай по фарфоровым чашкам, Ваха не выдержал и, покачав головой, сказал, удивлённо рассматривая посуду:
– Никогда бы не подумал, что кто-то рискнёт возить с собой бьющиеся предметы.
– Всё просто, – усмехнулся Слава. – Упаковать их правильно труд не большой. Да и чашки после чая легко сполоснуть, а вот тарелки каждый раз мыть долго и непродуктивно. Проще пластик выкинуть. Да и не люблю я, если откровенно, из пластика пить. Вкуса никакого, только обжигаешься.
– Согласен, – рассмеялся Ваха. – Я хотел спросить. Тот ваш друг, он предлагал вам принять ислам?
– Нет. Но рассказывал много. А с чего вы решили, что он должен был уговаривать меня?
– Все эти разговоры ведутся не просто так, – помолчав, задумчиво ответил Ваха. – Это джихад. У этого слова много значений, и переводится оно как богоугодное дело. Посадить дерево – джихад. Помочь ближнему – джихад. Рассказать неверующему о своей вере – джихад. И только в последнюю очередь оно означает войну с неверными. Но эти отступники извратили всё. Веру, слово, саму жизнь истинного мусульманина. Прикрываясь великой религией, они творят бесчинства и позорят всё, что дорого истинно верующим.
– Вот-вот, а вы собираетесь отправиться прямо к ним в руки, – быстро добавил Слава.
– Я дойду. Всевышний – защитник мой, – сверкнув серыми глазами, уверенно ответил Ваха.
– Есть такая поговорка: на Аллаха надейся, а верблюда привязывай.
Тут Ваха громко, от души расхохотался. Не ожидавший такой реакции Слава улыбнулся в ответ, не понимая, над чем он так заразительно хохочет. Отсмеявшись, Ваха утёр набежавшие слёзы и, покрутив головой, сказал:
– Давно так не веселился. Только вот верблюда у меня нет, так что привязывать некого.
– А почему вы не взяли машину? – вдруг спросил Слава.
– Дорога долгая, а бензин сейчас большая ценность. Нет. Я буду идти пешком, пока хватит сил, или пока не дойду до места. Не важно, сколько времени это займёт. Спешить некуда. Главное, увидеть наши святыни. А куда едете вы?
– На юг. Там есть один судоремонтный завод, где я думаю осесть.
– Надеюсь, у вас всё получится, – вздохнул Ваха.
– Иншалла, – улыбнулся Слава.
– Вы знаете, что означает это слово?
– На всё воля Аллаха.
– Беседы с другом не прошли для вас бесследно, – кивнул Ваха.
– Но ислам принимать я не собираюсь.
– Жизнь длинная, – философски ответил паломник. – Но уже темно. Думаю, мне пора. Я и так злоупотребил вашим гостеприимством.
– Гость в дом, бог в дом. Разве не так на Кавказе говорят?
– Так.
– Вот и не торопитесь. А свет сейчас организуем, – прищурившись, усмехнулся Слава, и полез в «уазик».
Вытащив из багажника странное сооружение, он поставил его на асфальт и, присев на корточки, включил тумблер. Сооружение зажужжало. Парень включил второй тумблер, и сооружение зажужжало ещё сильнее. После третьего щелчка вспыхнула светодиодная лампа. Размотав длинный провод, Слава повесил лампу над столиком и, усевшись на табурет, иронично спросил:
– Ну как?
– Не ожидал. Что это? – с интересом спросил Ваха.
