Мы провели беспокойную ночь, а утром отправились, как и предполагали ранее, в город.
Нас сопровождали трое марсиан: Эдвина, поскольку мы по-прежнему не могли обойтись без переводчика, и два надсмотрщика-марсианина, небрежно помахивающие электрическими бичами. Никому из марсиан мы и словом не обмолвились о вечернем разговоре; для всех наша цель не изменилась – мы намеревались посетить ячейки заговорщиков в самом городе.
На деле же меня более всего занимали мои собственные мысли, а Амелия, как я понимал, мучилась в тисках противоречивых чувств. В поезде, мерно движущемся в сторону города, мы оба хранили молчание, и это не прошло незамеченным: обычно мы были куда разговорчивее. Время от времени Эдвина показывала за окном какие-то достопримечательности, но, что до меня, я не ощущал к ним ни малейшего интереса.
Прежде чем мы покинули лагерь для рабов, я ухитрился переброситься с Амелией еще десятком фраз наедине.
– Мы должны вернуться на Землю, – твердо сказал я. – Если эти чудовища высадятся там, невозможно себе и представить, какие беды они причинят.
– Но по силам ли нам остановить их?
– Значит, ты согласна, что нам, так или иначе, необходимо попасть на Землю?
– Да, конечно. Но как?
– Если они полетят в снарядах, – принялся рассуждать я, – мы должны тайком пробраться на борт. Путешествие не займет более суток, в крайнем случае более двух, – столько-то мы продержимся. А попав на Землю, обратимся к властям и предупредим их.
Для импровизированного плана этот был достаточно хорош, и Амелия, в принципе, не возражала против него. Ее душу терзали сомнения совсем другого рода.
– Эдуард, я просто не вправе покинуть этих людей именно сейчас. Я подбила их на выступление, а теперь возьму и брошу в критическую минуту…
– Могу оставить тебя с ними.
Мои слова прозвучали подчеркнуто холодно.
– Нет, нет! – Она взяла меня за руку. – Я по-прежнему верна Земле. Здесь я лишь ответственна за то, что сама же и начала.
– Так вот в чем соль твоих сомнений! – взорвался я. – Ты дала толчок революционным событиям. Ты всколыхнула народ. Но это его борьба за свободу, а не твоя. В любом случае ты не в состоянии руководить восстанием одна – его ведут представители инопланетной расы, которых ты едва понимаешь, и говорят они на языке, которым ты не владеешь. Если они готовятся к выступлению, а ты до сих пор не видела даже основных приготовлений, значит, твоя роль свелась, в сущности, к чисто номинальной.
– Да, наверное, ты прав…
Однако и сегодня, в поезде, она была погружена в раздумье, и я понимал, что не должен торопить ее – она придет к правильному выводу сама.
4
Два надсмотрщика-марсианина с гордостью указали нам на одну из промышленных зон, раскинувшихся за окнами поезда. В зоне, по-видимому, почти никто не работал, ни над одной из труб не поднимался дым. Вокруг стояло несколько боевых машин, суетились бесчисленные многоногие экипажи. Эдвина пояснила, что именно в этой зоне были совершены первые акты саботажа. И со стороны чудовищ не последовало никаких репрессивных мер: различные происшествия выглядели цепочкой не связанных друг с другом случайностей.
Что касается меня, то, повторяю, мною владели совсем иные мысли, и я обдумывал их с самых разных сторон. Восстание, значившее так много для Амелии, меня занимало лишь постольку-поскольку: его задумывали и начинали без меня. Не услышь я о том, что чудовища замышляют переселение с Марса, я наверняка тоже ввязался бы в заговор, боролся бы на стороне восставших, а может, и рисковал бы ради них своей жизнью. Но за все недели и месяцы, проведенные на Марсе, меня ни на мгновение не покидала внутренняя боль, чувство оторванности от Земли, тоска по дому. Мне отчаянно хотелось вернуться в привычный с детства мир, в ту его часть, которую я считал своей родиной.
Мне недоставало Лондона – со всем его многолюдьем, шумами и грубыми запахами, и я истосковался по виду зелени. Ничего нет на свете краше английского сельского пейзажа весной; и если раньше я принимал его за нечто само собой разумеющееся, то заведомо больше такой ошибки не повторю. Здесь вокруг меня лежал мир враждебных красок – серых городов, рыжей почвы, багровой растительности. Найдись на всем Марсе хотя бы один старый дуб, один кочковатый луг, одна речная долина в диких цветах – и я в конце концов мог бы привыкнуть к здешней жизни, но ведь ничего этого не было и в помине! И тот факт, что чудовища располагают средствами добраться до Земли, значил для меня бесконечно много: передо мной раскрывалась дорога домой.
Я предложил Амелии тайком пробраться на борт одного из нацеленных на Землю снарядов, однако это была очень рискованная идея. Не говоря уж о том, что нас могут обнаружить во время полета или что возникнет какая-либо иная непредвиденная опасность, – мы прибудем на Землю вместе с самыми лютыми, самыми безжалостными врагами, каких человечество не встречало за всю свою историю!
Естественно, чудовища не делились с нами своими намерениями, но у нас не было никаких оснований полагать, что они отправляются на Землю с миссией мира. А принимать участие в нападении на родную планету, даже самое пассивное, мы с Амелией просто не имели права. Более того, наш долг повелевал нам любой ценой предупредить соотечественников о планах марсиан.
Оставался единственный выход, и с той секунды, когда он впервые промелькнул в моем сознании, его простота и дерзость сделали соблазн неотразимым.
Я был на борту снаряда; я видел его в полете; я осматривал пульт управления.
Мы с Амелией должны украсть один из снарядов и вылететь в нем на Землю сами, без марсиан!
5
В город мы прибыли беспрепятственно, и наши марсианские сообщники повели нас по улицам.
Малочисленность населения здесь бросалась в глаза не столь явно, как в Городе Запустения. Покинутых строений попадалось меньше, и бесспорная военная мощь чудовищ гарантировала жителей от любых нашествий. Отличие от Города Запустения заключалось также в том, что предприятия располагались в городской черте – наряду с вынесенными в обособленные зоны – и над улицами стлалась дымная пелена, которая еще резче обострила мою тоску по Лондону.
Впрочем, времени на осмотр города почти не было: нас сразу же провели в один из домов-спален. Здесь, в маленькой комнатке окнами во двор, мы встретились с руководителями повстанческих групп.
При нашем появлении марсиане принялись с энтузиазмом подпрыгивать вверх-вниз, как обычно. Помимо воли я проникся сочувствием к этим бедным закабаленным людям и разделил их радость оттого, что свержение власти чудовищ становится все более реальной перспективой.
С нами обращались примерно так, как с членами королевской семьи в Англии, и я вдруг отдал себе отчет, что и мы с Амелией начали вести себя почти по-королевски. Наших ответов ожидали с величайшим почтением, и, несмотря на вынужденную немоту, мы удостаивали кивком и улыбкой каждого марсианина, объяснявшего нам через Эдвину свою задачу в предстоящих сражениях.
