Максим опустошил бокал и отставил его в сторону.
– Нам никогда не известно, как отзовутся в мире наши дела. Что запомнится, а что умрет вместе с нами…
Вдруг он вздрогнул, но это была не дрожь его тела – содрогнулся весь зал. Стены сотряслись, каменные фигурки на карте зашатались.
– Айзра! – позвал Максим, но капитан стражи уже бежала по коридору, сзывая своих людей. Король и Сол-ин-Ар последовали за ней.
Защита дворца еще не полностью восстановилась после штурма, но это не имело значения, потому что всё живое за его пределами было погружено в сон.
Все – кроме Осарона.
И голос этого чудовища теперь звучал по всему городу. Это был не соблазняющий тихий шепот в ушах короля, а громовые раскаты.
«Дворец отныне мой».
«Город отныне мой».
«Этот народ отныне мой».
Осарон узнал о сонных чарах – а значит, узнал и о том, что их источник находится в стенах дворца. Если Тирена разбудят, чары разрушатся. Спящие очнутся.
Значит, пришло время.
Максим с трудом пробирался к входу во дворец, неся на плечах огромную тяжесть собственных чар, хотя сердце его и разрывалось от желания увидеть Рая. Если бы только сын был здесь… Увидеть его всего один, последний раз…
В дверях появился принц, словно услышал безмолвный призыв отца. Максим тут же пожалел о своем эгоизме. Скорбь и страх изменили лицо Рая, он выглядел таким юным… Да он и был очень юн.
– Что происходит? – спросил принц.
– Рай, – выдохнул король, и это короткое слово забрало у него остатки дыхания. Максим не знал, что сделать, что сказать. Стоит остановиться – и он просто не сможет продолжать двигаться.
– Куда ты идешь? – воскликнул сын, когда голос Осарона сотряс весь мир.
«Сразись со мной, ты, лже-король».
Максим потянул за нити энергии – и почувствовал, как натянулись чары, облекая его подобно доспехам. В стальных телах забились стальные сердца.
– Отец, – позвал Рай.
«Сдавайся, и я пощажу остальных».
Король призвал стальных воинов, почувствовал, как они маршируют по коридорам.
«Откажешься сдаться, и я уничтожу дворец».
Король продолжал идти к дверям.
– Стой! – крикнул Рай. – Если выйдешь наружу, ты погибнешь!
– В смерти нет бесчестия, – отозвался король.
«Ты не бог. Ты не равен мне».
– Ты не можешь так поступить! – крикнул Рай, преграждая путь отцу. – Ты идешь на верную гибель!
Максим остановился. Тяжесть заклятия и ужас на лице сына мешали ему.
– Пропусти меня, Рай, – тихо приказал он.
Принц яростно замотал головой.
– Прошу тебя, отец! – его темные глаза наполнились слезами. Сердце Максима разрывалось. Дворец снова содрогнулся – это шла стальная гвардия. Вот они добрались до большого холла – двенадцать железных рыцарей, одушевленных кровью, волей и магией. На их поясах висели короткие королевские мечи, сквозь прорези шлема струился мягкий свет – это их зачарованные сердца горели под доспехами, как раскаленные угли. Они были готовы к бою. Король был готов.
– Рай Мареш, – тяжело выговорил Максим, – я прошу тебя как отец, но если придется – я прикажу тебе как король.
– Нет, – умолял Рай, схватив отца за плечи. – Я не позволю тебе это сделать.
Стрела еще глубже вошла в грудь Максима.
– Сол-ин-Ар, – позвал он. – Айзра.
И они поняли его. Фароанский лорд и арнезийская стражница с двух сторон подхватили Рая за руки и оттащили в сторону. Он бешено вырывался, но король коротко кивнул Айзре, и она ударила тяжелой рукой в латной перчатке ему под ребра. Принц согнулся пополам, продолжая кричать: «Нет, нет, нет!»
– Сосора настима, – сказал Сол-ин-Ар. «Подчиняйся своему королю».
– Смотрите, принц, – сказала Айзра. – Смотрите и гордитесь отцом.
– Отворите ворота, – велел Максим.
Слезы струились по лицу Рая.
– Отец…
Тяжелые ворота разошлись. У подножия лестницы стояла черная тень – демон, возомнивший себя королем.
Осарон вскинул голову.
«Сразись со мной».
– Пустите меня! – крикнул Рай.
Максим вышел за ворота. Он не оглядывался – ни на стальную гвардию, маршировавшую у него за спиной, ни на сына, глаза которого, темные, как у Эмиры, теперь покраснели от слез.
– Пожалуйста, – умолял Рай. – Прошу, отпустите меня…
Это были последние слова, которые услышал Максим перед тем, как ворота захлопнулись у него за спиной.
VIII
Впервые Рай попал в отцовский зал карты, когда ему было восемь лет.
Ему не разрешалось проходить сквозь золотые двери, так что он мог только издалека глянуть на каменные фигурки на широком столе, на двигающиеся сцены, оживленные той же самой магией, что и сменявшие друг друга объявления на городских прорицательских стендах.
Он, конечно, пробовал пробраться в этот зал вопреки запрету, но Келл отказывался ему в этом помогать, а во дворце хватало и других мест, чтобы приключаться вдоволь. Однако Рая притягивала странная магия этого места, и зимой своего восьмилетия, когда погода резко испортилась и солнце вообще не выглядывало из-за туч, он смастерил свою собственную карту, сделав дворец из трехэтажной подставки под пирожные, реку – из синего шелкового шарфа, а сотни человеческих фигурок – из всех подряд материалов, которые попадали ему в руки. Он сделал вестра и остра, жрецов и королевских стражников.
– А это ты, – сообщил он брату, показывая ему зажигалку с красным верхом и с нарисованным на нем черным пятном – это подразумевался глаз. Келл не впечатлился его творчеством.
– Это ты, мама, – сказал Рай Эмире, демонстрируя ей королеву, сделанную из стеклянного пузырька от снадобья.
– А это вы, – с гордостью он показал Тирену фигурку, сделанную кое-как из осколка белого камня, найденного на внутреннем дворе.
Он работал над собственной картой уже более года, когда на его произведение как-то вечером, перед сном, зашел взглянуть отец. Рай так и не нашел, из чего бы сделать короля. Келл – который обычно не хотел с ним в это играть – однако же, предложил брату камешек с мелкими трещинками, из которых почти что складывалось человеческое лицо, если свет падал правильно; но Раю казалось, что эта рожица больше напоминает королевского повара, Лора.
Принц склонялся над своей картой, разложенной перед кроватью, когда вошел Максим. Высокий, как башня, в ало-золотой одежде, с черной бородой и густыми бровями – неудивительно, что Рай до сих пор не придумал, из чего сделать его фигурку! Ни один из подручных материалов не казался ему достаточно большим.
