И доверили человеку – этому конкретному человеку, который больше походил на уличного голубя – с глазами навыкате и суетливыми движениями. Самое странное, что он немного напоминал ей Леноса своей нервностью, благоговейными взглядами – пусть даже эти взгляды были адресованы на этот раз не ей, а Келлу. Он, похоже, балансировал между страхом и крайним почтением. Лайла слушала объяснения Келла о содержимом сундучка – не исчерпывающие, но достаточно подробные, по ее мнению так даже слишком. Смотрела, как этот Нед согласно кивает головой – так быстро, что она едва не отрывалась, и глаза у него были круглыми, как у ребенка. Смотрела, как двое мужчин в конце концов уносят сундучок в подвал.
Там они собирались его захоронить.
Лайла предоставила это им, а сама принялась ходить по таверне, слушая знакомый скрип досок пола под ногами. Ковырнула носком сапога гладкое черное пятно той же пакости, что до сих пор оставалась на улицах Красного Лондона, места, где магия прогнила насквозь. Даже с изгнанием Осарона причиненный им вред никуда не девался. Похоже, что не все на свете можно исправить хорошими чарами.
В холле она нашла узкую лесенку, которая вела наверх, к лестничной площадке, а потом поднималась еще выше, к маленькой зеленой двери. Ноги Лайлы двигались будто без участия ее воли, ступенька за ступенькой, пока она не поравнялась с комнатой Бэррона. Дверь была распахнула, а за ней лежала спальня, больше не принадлежащая прежнему жильцу. Лайла отвела взгляд, не уверенная, что готова это видеть, и поднималась все дальше. С верхнего этажа уже не был слышен голос Келла. Комната за узкой зеленой дверью – ее бывшая комната – осталась нетронутой. Часть пола была темной, но вовсе не гладкой, с едва заметными отпечатками пальцев на неровном пятне, где раньше лежало тело Бэррона.
Она присела на корточки и коснулась пятна руками. На пол упала тяжелая капля – как первый предвестник лондонского ливня. Лайла быстро вытерла глаза и поднялась.
Там и тут на полу виднелись звездчатые отверстия – следы выстрелов Бэррона из ружья. Пальцы ее сжались в кулаки, магия гудела в крови – и пули высвободились из толщи древесины, соединяясь в воздухе, пока не слились в один металлический шар, который лег в ее протянутую ладонь. Лайла опустила шар в карман, наслаждаясь его весом, и спустилась обратно в таверну.
Там уже ждали Нед и Келл, закончившие свои дела. Нед болтал не умолкая, Келл снисходительно слушал, хотя в глазах его застыли усталость и напряжение. Он чувствовал себя скверно со времен последнего сражения и использования кольца. Дурак он, если думает, что она не замечает. Но Лайла ничего не сказала, и когда их взгляды встретились, напряжение слегка отступило, сменившись чем-то теплым и нежным.
Лайла провела пальцами по столу, на котором красовалась пятилучевая звезда.
– Зачем было менять название?
Нед резко повернул голову в ее сторону, и она поняла, что первый раз за время визита заговорила лично с ним.
– Мне показалось, что это хорошая идея, – поспешил объяснить он, – но знаете, с тех пор, как я это сделал, меня просто преследуют неудачи… Так что, может быть, стоит вернуть таверне прежнее имя.
Лайла пожала плечами.
– Да какая разница, как ты ее зовешь.
Нед щурился, вглядываясь в нее, будто не мог сфокусировать взгляд.
– Мы с вами уже встречались? – спросил он, и Лайла покачала головой, хотя, конечно, много раз натыкалась на него в этой таверне – еще когда она называлась «В двух шагах», еще когда за стойкой бара стоял Бэррон, подавая разбавленные напитки людям, желавшим ощутить вкус магии… Еще когда она то и дело приходила сюда и уходила, как призрак.
– Если ваш король снова сюда явится, – говорил тем временем Келл, – передайте ему вот это письмо. Мой король хочет его уведомить, что это был последний…
Лайла потихоньку выскользнула за дверь – наружу, в свет серого дня. Она подняла голову взглянуть на вывеску над входом, на тяжелые облака, грозившие пролиться дождем.
В это время года город всегда выглядел грязным и неряшливым – но казался ей еще унылее теперь, когда она узнала Красный Лондон и окружавший его мир.
Лайла привалилась спиной к холодной каменной стене и словно бы услышала голос Бэррона – такой отчетливый, будто он стоял у нее за спиной, с обычной своей сигарой, свисавшей из угла рта.
«Вечно ищешь неприятностей».
– А что такое жизнь без толики неприятностей? – тихо отозвалась она.
«И не останавливаешься, пока не найдешь…»
– Прости, что на этот раз неприятности нашли тебя.
«Ты по мне скучаешь?» – его сиплый голос словно повис в воздухе.
– Просто невыносимо, – прошептала она.
Она услышала, что сзади подошел и остановился Келл. Почувствовала, как он решает – взять ли ее за руку или лучше пока не трогать. В конце концов решил пока не трогать, так и стоял чуть поодаль.
– Ты уверен в этом парне? – спросила Лайла.
– Уверен, – голос его звучал так надежно, что на него хотелось опереться. – Нед – надежный человек.
– Чтобы тебя порадовать, он готов руку себе отрезать.
– Он верит в магию.
– А ты не думаешь, что он попробует воспользоваться… этим предметом?
– Он никогда не сможет открыть урну. А если бы и смог – нет, не воспользовался бы. Я уверен, что он на это не пойдет.
– Почему?
– Потому что я его об этом попросил.
Лайла фыркнула. Даже после всего, что им с Келлом пришлось пережить, он продолжал верить в людей. И она надеялась – ради жизней их всех – что хотя бы на этот раз он окажется прав.
Вокруг них кипела жизнь – скрипели колеса экипажей, слышались голоса прохожих. Она успела забыть простую надежность этого города, этого мира.
– Хочешь, останемся здесь еще ненадолго? – спросил Келл.
Она глубоко вдохнула, и воздух имел привкус металла и копоти вместо магии. Больше ее ничто здесь не удерживало.
– Нет, – она покачала головой и взяла его за руку. – Пошли домой.
IV
Небо казалось пронзительно-голубым полотнищем, туго натянутым вокруг солнца. Яркая синева казалась беспредельной – ее нарушала только яркая черно-белая птица, парившая в высоте. Пересекая сферу света, птица вдруг распалась на целую птичью стаю, рассыпавшуюся во все стороны под лучами солнца.
Холланд запрокинул голову, любуясь зрелищем. Но всякий раз, когда он пытался сосчитать птиц, его зрение рассредоточивалось, отвлеченное лучами света, разбегавшимися во все стороны.
Он не знал, где находится.
И как он сюда попал.
Он просто стоял во внутреннем дворе дворца, а по стенам вокруг вился плющ, цветущий пурпурными цветами – это был совершенно невероятный оттенок, но явно не иллюзия: лепестки цветов были плотными, настоящими. Воздух пах всеми ароматами лета – нагретой землей, травой, цветами – и эти запахи просто-таки кричали Холланду, что он находится там, где не может, никак не может быть.
