Оба знали: на войне месяц — чересчур большой срок, и полагать, будто противник его предоставит, просто глупо.
— А мы?
— Вас через несколько дней сменят и отведут в резерв. Тоже будете разворачиваться в дивизию. Так что, думаю, придется тебе принимать батальон. Приказ о новом звании за отличия в боях появится на днях. Тут как раз в Смоленске заканчивает формирование бывшая третья бригада. Она на ваше место и придет. Я только вчера осматривал ее, и впечатления довольно благоприятные. Там командиром сейчас Дроздовский. Перед самым развалом — Генерального штаба полковник, командир Замосцкого полка, Георгиевский кавалер. В отставке, как многие. Незадолго до войны сменил украинское гражданство на московское. Предложил услуги, был назначен начальником штаба разворачивающегося соединения, но проявил такую энергию, что его назначили командиром. Думаю, не подведет. Но все, конечно, между нами.
— Само собой, — кивнул капитан.
Немного помолчали, разливая чай и закуривая.
— В Сибири вспыхнуло восстание, — вздохнул о чем-то своем Кротов. — Интервенты не вмешиваются, попрятались по казармам, а воинские части переходят на сторону восставших. В числе главных требований — объединение с Москвой. Надеюсь, от местного правительства скоро духа не останется.
— Там все так плохо?
— Как везде. Но еще с попыткой опереться на чужие штыки и тотальной распродажей иностранцам всего ценного. А народ этого не прощает. В общем, все может решиться за несколько дней. Власть там всегда была относительной, а партизаны гуляли, где хотели, и бороться с ними не получалось. Так что, есть надежда и на сибиряков.
— Прекрасно! — воскликнул Чижевский. — А казаки? У нас говорили, будто и Краснов заявил о военном союзе, а в перспективе — об объединении.
— Казаки в основном идут на Украину. К нам прибыла одна дивизия донцов, и еще одна находится в пути. Только не спрашивай, где намечается главный удар. Все равно не скажу.
— Ты что? Я же понимаю, — Чижевский действительно не обиделся. Он же был кадровым военным и прекрасно понимал субординацию и уровень служебной компетенции. — Да и главное я услышал.
— Выводы?
— В данный момент положение скверное, однако в перспективе имеется уверенная надежда переломить ситуацию и превратить нынешнее поражение в победу, — отчетливо отрапортовал капитан.
— Верно. Да… Тут ряд зарубежных стран предложили посредничество при заключении мира. Франция, Америка… Новый президент все предложения отверг и сказал, что русский народ прежде решит свои проблемы, а затем пусть поляки ищут способы к замирению. Если таковые найдут.
— Молодец! Правильно сказал.
— Мне он вообще чем-то понравился. Да, партийный, сам знаешь, как я отношусь к данной категории, но думает не о догмах, а решает чисто практические вопросы. И весьма уверенно решает. Без всякой керенщины и пустых слов. Ладно. Спасибо за чай. Я пойду, — Кротов поднялся. — Запомни: вам осталось дня два, самое большое — три до смены. Можешь это объявить солдатам. Я-то знаю, как они обрадуются.
— Я, признаться, тоже.
— Еще бы! — понимающе улыбнулся полковник. — Какие-нибудь просьбы есть?
— Почты давно не было. У меня же семья в Москве.
— Дай адрес, обязательно загляну, как только там окажусь. Сам понимаешь, над почтовым ведомством я не властен.
— Сейчас, — Чижевский вырвал листок из записной книжки и торопливо черканул пару строк. — Ты-то сам как?
Спрашивать было не слишком удобно. Капитан слышал о гибели семьи однополчанина. Но ведь столько лет прошло! Любая рана рано или поздно затягивается.
— А что я? Можешь поздравить. Недавно женился. В первый день войны.
— Поздравляю!
— Спасибо. Жаль лишь, с тех пор супруги и не видел. Мотаюсь то туда, то сюда. Да ладно. Тем больше личных поводов как можно скорее покончить с войной. И обязательно — нашей победой. Все прочие варианты меня не устраивают. Причем с победой на всех фронтах.
Какие еще фронты имеются в виду, полковник говорить не стал. Возникли у Чижевского кое-какие мысли, только ответов на них сейчас он все равно получить не надеялся. Но не все же сразу. Тем более после короткой беседы Чижевский вдруг словно почувствовал себя помолодевшим. Куда-то делась накопившаяся усталость, а будущее вдруг стало казаться светлым и ясным. Главное, еще немного перетерпеть, задержать врага.
— Ну, удачи! Провожать не надо. Я же не генерал со свитой ходить, — Кротов обнял сослуживца на прощание. — Думаю, еще свидимся. Тогда и поговорим поподробнее.
И отчетливым шагом направился к ходу сообщения. Уже наступал вечер, а впереди было еще столько дел. А тут опять дождь принялся моросить…
ГЛАВА 20
Москва
1
Кротов не слишком откровенничал насчет личной жизни. Полковник не сказал Чижевскому главное: он не просто не видел супруги с момента свадьбы, но даже так и не узнал, где она вообще живет, как и не назвал ей своего адреса. Но если с последним все было ясно, трудно сообщить то, о чем понятия не имеешь, то вот причины первого…
Конечно, тут сказалась и торопливость регистрации. Время вышло, опаздывать не годилось, и расставание получилось скомканным, коротким, обрезанным до нескольких незначащих слов. Хорошо хоть уговорил сотрудницу, чтобы сразу оформила необходимые бумаги. Мол, через час отправка, а там — кто знает? Только было и иное. Уже потом, анализируя в свободные минуты случившееся, Кротов понял иное: ему было неловко узнавать место жительства собственной супруги, словно этим шагом он пытается сделать брак из фиктивного реальным, воспользоваться ситуацией, будто все было затеяно с дальним прицелом. Выглядеть же в глазах девушки расчетливым бабником не хотелось совершенно. Ведь развестись сейчас тоже перестало быть проблемой. Светский брак — не церковный. Зашел, подал заявление, и можешь считать себя свободным. И так хоть в месяц по три раза. То расписывайся, то разводись. Лепота… Одно из завоеваний революции — полная личная свобода от любых обязанностей к другим людям.
Самое же странное было в другом. В редкие минуты отдыха, где-нибудь в очередной дороге, Кротов частенько вспоминал девушку, и не просто вспоминал — мечтал, словно был не битым жизнью, все повидавшим мужиком, а неоперившимся юнкером, которому простительны охи и вздохи. И вообще смешно, что в мечтах ему представлялась не собственная, раз уж расписаны, жена, а просто знакомая. Или — любимая? Кротов сам толком не знал этого. Только прочие женщины вдруг перестали существовать. Хотелось невозможного — гулять с Диной, разговаривать, любоваться ею, тонуть в ее глазах…
Вопрос — когда? С начала войны Кротов пробыл в Москве в общей сложности меньше трех суток. Докладывал, участвовал в совещаниях, получал новые приказы, вновь отправлялся то на фронт, то в тыл. Несколько раз удавалось поспать по паре часов — в Кремле теперь у него появилась крохотная комнатка, где хранились вещи и стояла кровать. Дело не в занимаемой должности. Начальство сочло, что глупо искать человека, когда его можно держать под рукой. Точно так же жили еще несколько новых коллег Кротова. Лишь пересечься с ними из-за непрерывных разъездов практически не удавалось.
