– Че, правда сходишь?
– Схожу.
Зиганшин отошел и сел в другом конце коридора рядом со старушкой в цветастом халате и высоких войлочных ботах.
– Бог в помощь, – вдруг сказала ему бабка.
Зиганшин неловко ответил «И вам!», откинулся к стене, прикрыл глаза и вдруг провалился в сон, будто умер.
В черноту еще прорывались то голоса медсестер, то стук колес по коридору, то шаги, но вскоре исчезли и они.
Он успел подумать, может, и вправду умирает, и исчез сам.
Почувствовав чье-то прикосновение, Зиганшин открыл глаза и увидел прямо перед собой лицо врачихи.
– Вы пришли со мной поговорить? – спросила она.
Зиганшин вскочил на ноги и потряс головой, чтобы окончательно проснуться. Взглянув на большой казенный циферблат, вмурованный в стену еще с советских времен, он обнаружил, что проспал целых три часа.
– Нет, я по другому поводу, но давайте поговорим. – Голос со сна звучал хрипло.
Врачиха провела его в курилку. Достала сигареты, предложила ему. Зиганшин отказался, но взял зажигалку и вежливо поднес огоньку.
– Как прошло? – спросил он. – Вы не порезались, не укололись?
Врачиха усмехнулась:
– К сожалению, нет. Порадовать вас нечем.
– Ну что вы! – вдруг неожиданно для самого себя воскликнул Зиганшин. – Я вам этого ни в коем случае не желаю и никогда не желал.
– Правда?
Зиганшин кивнул.
– Врете, наверное, но все равно приятно.
– Но в суд на вас я все еще хочу подать.
– Ваше право. Тампоны – это железный косяк. Если отсудите компенсацию, как раз хватит на ЭКО и суррогатную мать.
Зиганшин промолчал.
– Я бы попросила у вас прощения и сказала бы, как мне ужасно жаль, только это вам нисколько не поможет, так ведь?
– Так.
– А то, что ваш случай, – единственный в моей практике, тоже, наверное, не аргумент?
– Я видел сегодня, как вы пошли на риск, чтобы помочь товарищу, – сказал Зиганшин тихо, – вот и все. Фрида с самого начала не хотела ничего делать, она вообще ни в чем вас не винит, ну и я не буду. Походу, у вас работа такая, что наказание в нее уже включено.
Врачиха фыркнула:
– Что правда, то правда.
– Может, нам с Фридой будет легче оттого, что благодаря нашей истории вы больше никогда так не ошибетесь.
– В медицине и в любви не бывает никогда и навсегда. Понимаете, – вздохнула врачиха и глубоко затянулась, – очень редко катастрофа происходит из-за одного какого-то фактора. Необходимо фатальное стечение обстоятельств. Да, у вашей супруги развилось опасное осложнение родов, но, попади она к другому врачу, все закончилось бы благополучно, скорее всего. Или ко мне, но в другой день – тоже обошлось бы. Но накануне у меня умер отец, а замену мне не нашли.
– Как это?
– Вот так, – она развела руками. – Врачей мало, поэтому ты можешь не выйти на сутки, только если сам умер, да и то, наверное, не всегда. А больной – святое дело. С температурой, с давлением, с кровотечением, по фигу. Встань и иди.
Зиганшин кивнул, вспомнив собственные скандалы с Фридой, когда он хватал ее в охапку, не пуская на службу, а она вырывалась и шла, потому что работать некому.
Ну а тут всего лишь смерть родного человека. Да, грустно, да, тяжело, но руки-ноги действуют, стало быть, ты способен трудиться и выполнять свои обязанности. А горе – что ж, отложи на потом. Успеешь еще наплакаться! Работа прежде всего, так что соберись и действуй, ты же врач и обязан ставить интересы пациентов на первое место, а свои собственные – на тысячное.
Ну а что смерть отца – это страшный стресс, известие, сокрушающее душу, и человек какое-то время не способен мыслить здраво… Боже, ну ты же врач, сколько можно повторять! Соберись, тряпка! Засунь поглубже свои переживания и работай, спасайся трудом! И попробуй только ошибиться!
Зиганшин вспомнил, как сам переживал смерть отца и долго был как в тумане. Но он был с мамой и с Наташей, и они, как могли, утешали друг друга. А бедная женщина оставила семью дома.
– И мне вдвойне тяжело, потому что папа был очень добрый и хороший человек, никому не причинял зла, а получилось, что из-за того, что я о нем горевала, погиб ваш ребенок.
– Слушайте, я не буду врать, что простил вас прямо вот по-христиански, но обещаю, что постараюсь это сделать, – буркнул Зиганшин. – Когда-нибудь.
– Я устрою вам с женой консультацию у одного крутого репродуктолога. Приходите, мы обязательно что-нибудь подберем.
– Да что можно теперь сделать!
– Так вы приходите и узнаете, – усмехнулась врачиха. – Варианты есть, просто вам они пока неведомы.
Выйдя из больницы, Зиганшин чувствовал себя так странно, что поостерегся сесть за руль.
Он поднял воротник куртки, сунул руки поглубже в карманы и быстро зашагал к Фриде.
Вероятно, намного быстрее было бы пройти дворами, но Зиганшин боялся заблудиться и пешим повторил свой автомобильный маршрут.
Он не верил в «варианты», но нужно сообщить Фриде: вдруг призрачная надежда на ребенка заставит ее вернуться?
Только вряд ли это произойдет: жена – отличный врач, следит за передовыми веяниями науки и прекрасно знает, чего стоят все эти обещания.
Да и вообще это как-то унизительно…
Фрида открыла быстро, будто ждала его звонка в коридоре.
– Слава, что с тобой? – ахнула она, впустив его. – Ты совсем синий! Замерз? Дать тебе чаю?
Зиганшин покачал головой, прошел в комнату и сел на пол, привалившись к стене.
Кажется, его трясло в ознобе.
– Сейчас чайник закипит, – сказала Фрида и хотела пройти на кухню, но Мстислав поймал ее руку и потянул к себе так, что она оказалась сидящей у него на колене.
– Что, Слава, что?
– Слушай, все будет как ты хочешь, только сейчас, пожалуйста, пожалей меня.
– Что?
– У меня умер сын. Пожалей меня, Фрида.
… – Скорее бы у тебя коса отросла, – сказал Зиганшин, лежа в постели, – а то так и хочется спросить: «Мальчик, ты потерялся?»
Фрида отмахнулась. Нахмурив брови, она стояла в пижаме посреди комнаты и что-то соображала:
– Ты деньги снял?
– Снял. А ты все документы собрала?
Фрида кивнула, взяла с трюмо скоросшиватель и быстро пролистала.
– Все на месте. Только я боюсь, что это очень дорого.
– Не дороже денег. Я просто сомневаюсь, смогут ли нам предложить что-то реалистичное.
