Елена Пароль знала о переживаниях труппы, но надеялась их обрадовать вновь прибывшим. Их Орфей, едва вернувшись из триумфального турне по Америке со «Сказками Гофмана» – оперой, которую ошибочно считали единственной серьезной работой Оффенбаха, – наконец приземлился в Лондоне. Майлз Стоун вышел в фавориты публики, но контракт на исполнение роли Орфея был заключен еще до того, как выросли его ставки, и ему не удалось вовремя расторгнуть его, чтобы воспользоваться шансом поработать в Голливуде. Кинокомпания «Метро-Голдвин-Мейер» пообещала ему роль в эксцентричной комедии. Та помогла бы ему утвердиться в образе модного сексуального символа, любимца женщин. Однако если с постановкой «Орфея» выйдет осечка и спектакль сорвется, то Майлзу придется застрять под лондонскими бомбежками на всю зиму. Роль в фильме отдадут кому-то другому, и удобного момента больше не представится.
В результате, узнав по прибытии, что Юпитер мертв, ведущий солист труппы испытал противоречивые чувства. Безусловно, для всего исполнительского состава такая потеря трагична; с другой стороны, если это происшествие деморализует труппу до такой степени, что продолжать репетиции станет невозможно, он окажется свободен от своих обязательств.
– Все на свои места, мы начнем с мольбы Эвридики о смерти. – Елена Пароль протерла глаза.
Актеры нервничали и были не в духе. Антон Варисич, дирижер, казался раздраженным больше других и, похоже, был не в силах руководить оркестрантами, запаздывавшими со своими партиями. На сцене, посреди кукурузного поля, возлежала Эвридика, которой щупал пульс стоявший рядом Аристей.
– La mort m'apparaît souriante, qui vient me frapper près de toi, – пропела Ева Нориак.
Елена швырнула сценарий на сиденье перед собой.
– Ради бога! – закричала она. – Какого черта ты это делаешь?
– Извините, – крикнула Ева, приподнявшись на локте и искоса взглянув на нее. – Я привыкла петь по-французски. Так проще запоминать свои реплики.
– Администрация постановила, что мы должны петь на родном языке нашей суверенной нации, – оборвала ее Елена. – Нашим соотечественникам нужен популярный спектакль. В Англии на другом языке говорят лишь иностранцы. Еще раз, с самого начала.
– Смерть придет ко мне с улыбкой, если сразит меня рядом с тобой…
Елена села на место и прислушалась. Эвридика обладала великолепным сопрано. Современной аудитории сюжет был не важен; это была игривая пародия на классицизм, утратившая для нынешнего зрителя остроту, и все же в голосе Евы слышалась такая убежденность, что к ней нельзя было не прислушаться, пусть даже ее ария состояла из перечисления адресов в телефонном справочнике.
Внезапно Елена поняла, что музыка стихла.
– Что опять? – крикнула она, приподнявшись со своего места.
– Кто-то стащил мою вилку, – пожаловался Аристей. – Она тут лежала минуту назад.
– Кто-нибудь может найти его чертову вилку? – выкрикнула Елена. – Гарри, иди и поищи ее, ладно?
– Он не может пока изобразить ее жестом, Елена?
– Елена? – Аристей вышел на авансцену и прикрыл глаза от направленного на него света. – Это что, в порядке вещей?
– Вы же знаете, что нет. Я уже говорила.
– Значит, когда я дойду до сцены «Вновь в царство тьмы», крышка люка не откроется?
– Нет, – устало ответила она. – До конца недели мы не будем пользоваться падающими устройствами и лифтами. Нет смысла навлекать на себя новые неожиданности, правда?
– Вижу, вы заняты, – негромко произнес Джон Мэй. – Подожду здесь, пока вы не освободитесь.
Елена в смятении взглянула на часы:
– Извините, я не заметила, что нам уже пора встретиться. Мы сегодня запаздываем.
– Все нормально, – ответил Мэй. – Мне нравится наблюдать за репетицией.
Ему хотелось немного посидеть в темноте. Бетти отпустила его позже, чем он планировал, да и зенитные батареи, размещенные на Риджентс-парке, почти всю ночь грохотали. Кроме того, на свидание с девушкой ушло все его жалованье за первую неделю, а в новом отделе ему еще не выплатили ни фартинга.
– Мы продолжаем допрашивать всех, кто виделся с мисс Капистранией и мистером Сенешалем в день их смерти, – напомнил ей Мэй, когда они уселись в овальном кабинете Елены над балконом. – Мне нужно переговорить с вашим помощником.
– Гарри, да, он был там, когда Шарля убили.
– И с Коринной Беттс; мне сказали, она своими глазами видела, как падал шар.
– На сегодня ее не вызывали, но у Гарри есть номер телефона ее домохозяйки.
– Мистер Брайант считает, что в подготовительный период исполнители становятся одной большой семьей, – сказал Мэй. – Это правда?
– Да, ко благу и к худу… – Елена открыла окно позади своего стула и закурила.
Администрация просила своих сотрудников ограничить курение в течение дня, поскольку новая обивка зрительного зала впитывает дым. Никто не удосужился возразить, что запах горящего лака и кирпичной пыли распространился по всему городу.
– Наша труппа состоит из истинных профессионалов. Даже если в зал ворвется какой-нибудь озверевший немецкий снайпер с пулеметом наперевес и начнет поливать аудиторию, уверяю вас, они не пропустят ни строчки. Со многими юношами и девушками я знакома по предыдущим постановкам. Они отрабатывают сцены, объединяясь на время в группы. Их репетициями руководит один и тот же хореограф. Все, что нужно им сейчас, – просто успокоиться.
– Значит, все идет по-прежнему гладко? – Мэй чувствовал, что беседу имеет смысл запротоколировать, но не знал, что именно надо записывать.
– Так бы я не сказала. Никогда не бывает, чтобы все получалось с самого начала. Отработать речитатив удается не сразу, отдельные реплики выпадают из ритма, и их приходится перегруппировывать. Словом, есть масса того, что надо причесать и подстричь, но нет ничего, с чем нельзя было бы справиться.
– Подстричь?
– На сцене актеры пересекают друг другу дорогу. Но самое худшее уже позади. Я на них покрикиваю, но это ничего не значит. Ко дню премьеры мы станем большой счастливой семьей.
– Тогда почему у нас с мистером Брайантом складывается ощущение, что нас игнорируют? – спросил Мэй.
– Потому что вы здесь чужие, дорогой, – рассмеялась Елена. – Заявляетесь, рассчитывая обнаружить за кулисами рассадник сплетен и интриг, но в данном случае все обстоит иначе. Слишком многое поставлено на карту, чтобы кто-то здесь повел себя непрофессионально.
– Возможно, вы правы, – заметил Мэй. – Наверное, я ждал актерского надрыва. Принято считать, что актеры – крайне экзальтированные особы.
– Полагаю, вы поняли, что это всего лишь расхожий штамп, – укоризненно сказала Елена.
В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет влетела высокая костлявая женщина лет сорока.
