– На чем он основан? – спросила Лонгбрайт, рассматривая лежащий перед ней на столе портрет.
– Парочка вышибал из «Кэмден-паласа» проходили мимо подземки «Морнингтон-Кресент», направляясь к машине. Они видели, как этот чудак вышел из дверей отдела прямо перед взрывом бомбы.
– От подобных вещей почти столько же пользы, как от старого комплекта объявлений «Их разыскивает полиция», – возразил Мэй. – Он похож на героя видеоигры. Как можно по нему кого-то опознать?
Он более пристально всмотрелся в фоторобот. Это был расплывчатый портрет старика с неестественно выпученными глазами и необычно крупными зубами. Нет, он не мог быть убийцей Брайанта. Мэй был уверен, что этот человек околачивался у дверей его квартиры и заодно прихватил рентгеновские снимки зубов его напарника. Бесило то, что Мэй его знал. Но встречались они лишь однажды, и то шестьдесят лет назад. Можно вглядываться в лицо пожилого человека и не увидеть ни одной черты, запомнившейся тебе в юности. Составленный Дюкейном фоторобот не имел ни малейшего сходства с лицом убийцы времен войны. Время наложило свой отпечаток. Как же ему узнать того сейчас?
– Эти два парня никак не могли договориться о том, как он был одет, – предупредил Дюкейн. – Они были слегка обкуренные, а когда я говорю слегка, это означает сильно.
– Этот больше смахивает на Артура, чем на нашего безумного взрывника. Вот тебе и чудеса техники. Кто-нибудь видел, как он входил в отдел?
– Если и видели, то не рассмотрели.
– А что насчет камер скрытого наблюдения? – спросила Лонгбрайт.
– На этой стороне дороги ничего не замечено. Мы получили запись видеокамеры из супермаркета, дальше по тротуару: кто-то стоял у входа. Беда в том, что, пока чертова камера крутилась туда-сюда, он просто исчез. Все, что осталось в кадре, – это удаляющаяся фигура в сером пальто.
– Вы не заметили, он что-нибудь нес в руках?
– Со спины – нет. Никаких опознаваемых предметов. Извините.
– Все нормально, – вздохнул Мэй, проведя рукой по седым волосам. – Мы и не надеялись на прорыв. Мне сказали, что тебя хотят использовать тут еще несколько дней.
– Да, я как раз собирался вас об этом попросить. Хочу сказать, что отделу пока негде работать, а весь этот маразм продолжается. Кругом бегают подростки, палят друг в друга из этих игрушек, переделанных в боевое…
Дюкейн чувствовал себя виноватым, но был слишком ценным сотрудником, чтобы позволять себе сидеть сложа руки. Его неутомимая энергия нуждалась в выходе, и Мэй не собирался его удерживать.
– Кто-то в округе доставил из США игрушечные автоматы «Ингрэм-десять» и переоснащает их в огнестрельное оружие. Это любимые пушки потенциальных гангста-рэпперов. У меня есть кое-какие контакты, я могу помочь…
– Не надо объяснять, – перебил его Мэй. – Делай что считаешь нужным. Мы с Лонгбрайт тебя прикроем.
– Хорошо, чем мы сейчас займемся? – спросила Лонгбрайт, когда они направились к подземке.
– Тем, чем мне уже следовало заняться, – ответил Мэй. – Я должен начать размышлять, как Артур. Если ему удалось выследить кого-то аж после шестидесяти лет, почему бы мне с этим не справиться?
– Как ты предполагаешь это сделать?
«Как он похудел! – подумала она. – Не хватало еще ему этого, в его-то годы». Мэй на минуту задумался.
– Когда я впервые встретился с Артуром, он уже пережил трагедию. Конечно, в то время я об этом не знал. Это твоя мать рассказала мне о том, что случилось. Позже я догадался, что именно это событие заставило его заглядывать по ту сторону рационального. Подтолкнуло обращаться за советом к непрофессионалам. Как бы то ни было, оно превратило его в того человека, которым он стал. Вытолкнуло за пределы общепринятых представлений.
– Ты так об этом говоришь, словно это пошло на пользу, – сказала Лонгбрайт, остановившись.
– Зачастую так и бывало. – Мэй печально улыбнулся. – Но бывало и к худшему. Вот почему он нуждался во мне. Чтобы его уравновешивать. – Он мягко взял женщину-сержанта под локоть. – На протяжении многих лет я был слишком здравомыслящим. Настало время усвоить урок, который он вечно пытался мне преподать. Пошли.
45
В компании с дьяволом
Публика блистала вечерними туалетами, но многие прихватили с собой противогазы. Как предсказывала Елена Пароль, аудитория выглядела разношерстнее, энергичнее и моложе апатичных завсегдатаев оперетт, наезжающих из провинции, – возможно, потому, что спектакль был во всех отношениях не классический. В нем было то, что традиционным постановкам и не снилось: выходной стриптиз Эвридики и откровенно скабрезная сцена ее соблазнения гротескно похотливым Аристеем.
Прислушиваясь к оживленному гулу, доносившемуся из буфетов во время единственного антракта между второй и третьей картинами, Брайант пришел к выводу, что спектакль увенчался успехом, больше того – произвел сенсацию. Оказавшись в толпе людей, он испытал острую клаустрофобию. Спустился по главной лестнице и пошел в вестибюль. Галстук-бабочка, приобретенный по случаю премьеры, сдавливал горло. Несколько театралов отважились выйти на улицу, хотя вечером похолодало. Он кивнул Атертону и Кроухерсту, которым надлежало дежурить у входа и которым в действительности пришлось сдерживать напор разгневанных демонстрантов, толпой окруживших театр. С темных облаков сыпался дождь – это означало, что театр на время защищен от воздушных налетов.
– Если и дальше так пойдет, сэр, нам понадобится больше людей, – предупредил Кроухерст.
– С понедельника заступит их собственная служба безопасности.
Брайант изучал прикрепленные к железному ограждению плакаты. «ЗАПРЕТИТЕ ЭТО ЯЗЫЧЕСКОЕ ЗРЕЛИЩЕ СЕГОДНЯ», «ДА НЕ БУДЕТ У ТЕБЯ ДРУГОГО БОГА, КРОМЕ МЕНЯ». И еще более красноречивый: «МЕНЬШЕ МЯСА, БОЛЬШЕ ДВИЖЕНИЯ И МЕНЬШЕ ПОХОТИ». Этот самодельный транспарант держал в руках промокший парень в вельветовой кепке с таким видом, словно ему до смерти хотелось смыться – предпочтительно в ближайший паб.
Последние два дня на углу напротив стояло передвижное зенитное орудие, но сегодня это напоминание о грозящей с воздуха опасности переместили на более высокую точку. Театр запретили освещать прожекторами, поэтому пришлось довольствоваться громадной вывеской «ПРЕМЬЕРА!».
– Сегодня вечером все тут как тут, – вздохнул Брайант. – Удивляюсь, как еще не появился женский Оркестр надежды.
Женский союз борьбы за трезвый образ жизни прославился тем, что использовал любые публичные мероприятия для обличения пагубного пристрастия к алкоголю.
– Уже успели кинуть пару тухлых яиц, сэр, – сообщил Атертон. – Одна дама заехала мистеру Вулфу по носу и обозвала его грязным черномазым. Никто из них спектакля-то не видел, просто услышали смачный анонс по радио. Можно подумать, им заняться нечем.
Брайант направился к билетной кассе, где на ночь заперлась Элспет.
