В полумраке гостиной Мэй наблюдал, как Мэгги откинула назад голову и впала в легкий транс. Через несколько минут она захрапела. Мэй никак не мог решить, нужно ли ему ее будить. Он наклонился вперед, вытянул руку и уже готов был до нее дотронуться, как она заговорила:
– Ты помнишь нашу первую встречу, Джон? Каким скептиком ты был в то время?
– И остался, – прошептал он.
– Я не могу всегда быть права, – ее глаза оставались закрытыми, – но в отношении тебя не ошиблась. Ты всегда обладал сильным биополем.
– То же самое сказала мне как-то Эдна Уэгстафф.
– Так и есть, именно это позволяет оккультистам считывать с тебя информацию. Ты как камертон.
Ветер задувал в подъемные окна, их рамы дрожали. Шум на улице стих, и время отступило. Он вспомнил свой первый визит в эту квартиру в 1942 году, когда Мэгги только исполнилось девятнадцать. Обстановка была более изысканной, но с тех пор на ее долю выпали тяжелые испытания. Но все так же мерцали свечи, причудливо оттеняя углы комнаты. Он помнил установившуюся на улице тишину, завывание ветра и странные видения, которые она ему описывала.
– Ох, мы как гипнотизеры, – произнесла Мэгги, еле двигая губами. – То, как мы действенны, оценивается лишь спустя какое-то время. Мы знакомы друг с другом больше шестидесяти лет, а у тебя все еще нет веры в меня.
– Я бы не стал…
– Нет смысла притворяться, Джон. Мы слишком стары для этого. – Она сделала глубокий вдох, впав в более сильный транс. – Сейчас я разговариваю с хозяином этого панциря. – Она плотнее сомкнула веки, концентрируя свои мысли. – Он умер, но присутствует, – мимоходом объяснила она, – здесь, в комнате, прямо сейчас. Стоит между нами, молча наблюдая.
У Мэя по рукам побежали мурашки, и он заерзал в кресле.
– Артур? – позвал он, вглядываясь в полумрак.
– Он не может говорить, бедняга, он мертв. Вид его ран невыносим. Я с трудом заставляю себя смотреть. Он несколько прибавил в весе. Должен что-то сообщить, но это так трудно, так больно…
«Должно быть, я обезумел, – подумал Мэй, сидя в темной комнате над лондонским пабом, слушая бессвязное бормотание сумасшедшей старухи. – Это добром не кончится».
– Он хочет показать тебе, что он чувствует, но чтобы у него это получилось, он должен пересечь грань между духовным и физическим миром. – Мэгги подняла руки, жестикулируя, как жонглер, напоминая пожилого ассистента фокусника.
Мэй привстал с кресла, когда, к удивлению обоих, комнату сотряс глухой грохот. В кухне блеснул какой-то металлический предмет, и между ними пролетело что-то блестящее. Когда Мэй глянул вниз, то понял, что смотрит на кухонный нож, который воткнулся ему в ногу. Он в шоке упал в кресло.
– С чего это он так разъярился? – спросила Мэгги, осматривая порез на ноге Мэя. – Это вообще на него не похоже. Она нашла бинт и перевязала рану. – Она не глубокая, – утешила она, – но я удивлена его поведением. Духи редко ведут себя столь агрессивно.
– Это из-за подземки, – поморщившись, ответил Мэй. – Просто прошел поезд. От вибрации твоя хлебная доска слетела, задев нож в сушилке, вот и все. Этот бинт не очень чистый.
– Если тебе так удобнее, можешь находить этому рациональное объяснение. – Мэгги налила себе изрядную порцию виски. – Ты вечно ни во что не веришь.
– Ну, если альтернатива такова, что я должен поверить, будто мой мертвый напарник просто пытался меня убить… Это безумие. За мной охотится человек с клыками оборотня, а теперь еще и это. – Мэй поднялся и схватил свое пальто. Он осознал, какой ошибкой было приходить сюда. – Спасибо за выпивку.
– Но как ты собираешься найти убийцу Артура?
Она стояла посреди потертого ковра – и вдруг показалась ему потерянной и слабой. Вот как все для нее кончится, подумал он: одинокая, запутавшаяся, отключившаяся от внешнего мира, стремительно несущегося мимо за окнами ее дома.
– Я что-нибудь придумаю, – пообещал он, вынимая из бумажника визитку и протягивая ее Мэгги. – Это мой новый адрес. Если понадоблюсь, пожалуйста, позвони.
«Артур поступил бы точно так же», – думал он, спускаясь по лестнице и выходя на дневной свет.
48
Падение в ад
– Гимн Бахусу – мы кого-то потеряли, кто опаздывает? – оглянулась назад Елена Пароль, прислушиваясь к комментариям, раздававшимся за кулисами.
Участницы оргии Плутона заполняли сцену, утопающую в искусственных цветах, пока боги Олимпа и подземного царства пировали, постепенно освобождаясь от одежды.
– Все богини на месте, Елена. – Гарри сверился со списком на дощечке с зажимом, которая висела у него на шнурке с шеи. – Остальные хористки у люков. – На первом уровне под сценой располагались пять узких стальных лестниц, ведущих к люкам на сцене, центральный из которых называли могильным капканом, поскольку в него прыгал Гамлет во время сцены на кладбище.
– Присутствуют все, но они сбились в кучу, – объяснил он.
– Нелепо будет выглядеть, крайним придется нагибаться, уходя со сцены. – Елена посмотрела в глазок на заднюю часть сцены, но там творилась такая неразбериха, что она не могла определить, чей выход следующий. – Почему мы не увидели этого на прогоне? – прошептала она через плечо Меделайн Пени, ассистенту режиссера, которая плелась за ней с блокнотом и карандашом, помечая все изменения, которые необходимо внести после премьеры. – Идите и проверьте, нет ли той же проблемы с другой стороны, ведь через минуту начнут опускаться задники.
Финальная сцена была продолжительной, и в ней участвовала вся труппа. К моменту начала канкана на сцене появились дополнительные декорации. Спустившись сверху и возникнув из-под сцены, они оставили танцовщицам лишь узкую полосу пола, но на ней возникал то один, то другой ряд смеющихся и визжащих девушек, чьи гофрированные юбочки скрывали любое неловкое движение. В том, как одна линия танцовщиц сменялась другой, чувствовался безупречный расчет, призванный создать ощущение разнузданной, спонтанной сексуальности.
Елена знала, кто из ее исполнительниц слабее других, и поставила их во второй ряд. Она надеялась на то, что внимание аудитории сфокусируется на обнаженных белых бедрах девушек и коротких французских трусиках, заменивших английские панталоны. Зная, что ни одна из последующих постановок финала оперетты не вызывала столь бурной реакции, как оригинальная версия Оффенбаха на сцене «Гайте-Лирик» в 1874 году, она рассчитывала на этот раз перещеголять и ее.
И все – Купидон, Эвридика, Юпитер, Диана, Орфей и Плутон в окружении соответствующих богов, богинь и участников хора – оказались на сцене, а огненно-красные стены подземного царства, огромные осколки светящегося стекла, медленно сдвинулись с места, готовясь к бешеному вращению, как только Орфей начнет приближаться к солнцу.
Сидней Бидл начал обход здания с крыши. Направил фонарик на лестницы, ведущие к сетке, но не увидел ничего, кроме запутанных металлических конструкций, стальных подвесных балок и кабельных барабанов. Несколько рабочих сцены держались за поручни в темноте, ожидая сигнала к движению барабанного и стержневого механизма. Еще несколько человек стояли по обеим сторонам столярного мостика на верху трехуровневого подъемника в лучах желтого и розового света, как персонажи картин французских импрессионистов.
