– Не тебе. А чего хотел бы ты?
– Положи где взял!
Опять загрохотало, оглушило. Мне становилось всё хуже.
– Может быть, – пророкотало, – и будет по-твоему. Кто ты?
– Я! Я – человек! Русский человек! А ты кто?
Боль накатывала, как штормовые волны. Боль уже гасила свет и моё сознание. Кругом темнело. Лишь пять светлых пятен осталось.
– Ты – Бог? – спросил я, но голос мой прозвучал так жалко, тихо, как стон.
– Нет, – со смешком ответил громоподобный голос, правда в этот раз звеня, как в пустом ведре.
– Я умер? – опять спросил я.
– Пока нет. И я, как врач, постараюсь этого не допустить.
Врач? Какой, на хрен, врач? Это…
Всё исчезло, как будто выключили рубильник.
Боль! Всё, что я знаю – боль! Только боль! В пустоте небытия – боль!
Опять отсвет далёкий. Двигаюсь к нему. С удивлением обнаруживая, что чем больше я приближаюсь к свету, тем меньше боль! Это придало мне сил, я стал двигаться быстрее. Вот я уже вижу, откуда свет. Дверь. Открытая дверь. Из неё льётся ослепительный свет, изгоняющий боль. Как я хочу ворваться в эту дверь, в эти сияющие врата! Где нет боли, где нет сомнений, угрызений, сожалений. Я понимаю, что при этом нет и жизни. Но что моя жизнь? Игра! И я не игрок. Я – игрушка. Сломанная игрушка. Которая больше не годится для игры.
Сияющие Врата! Я – на пороге. Боль совсем ушла. Как же хорошо-то! Как легко!
Мне остался – шаг. Ступить его, чтобы пройти точку невозврата.
И тут до меня донёсся далёкий-далёкий голос. Настолько далёкий, что не услышать, не разобрать слов. Только голос. Но я ждал его, потому услышал. И рванул в противоположную от Сияющих Врат сторону. Её голос!
– Витя! Не оставляй меня одну! Витя! Я не могу без тебя! Я – люблю тебя! Не бросай меня!
Боль! Она навалилась с прежней силой. Но вздохнув чуть без боли, терпеть её теперь оказалось существенно труднее. И каждый шаг от врат давался всё труднее. Если на свет я плыл как лист берёзы по воздуху в свободном падении, то сейчас продавливал тьму – с огромным приложением сил, терпя всё усиливающуюся боль, таща за собой вагон какого-то балласта. А, вон что! Это балласт прожитых жизней.
Каждый шаг – выше твоих сил. Но ты делаешь его. Через боль. И сделав этот шаг, вдруг понимаешь, что можешь сделать ещё шаг. Через не могу, через невозможно! И – ещё шаг.
Путь к Вратам был очень быстрым. Несколько мгновений. Путь от Врат – бесконечно долог. Целую эпоху я продавливал тьму небытия.
И вот – серое марево. Утыкаюсь в него, давлю. Оказалось, что это какая-то мембрана, створки которой расходятся вверх и вниз. Они – расходятся. Это были многотонные, но мои – веки.
Она! Она! Вся в слезах, нос сморщен, нежные губы – ломаной кривой. На подбородке дрожат алмазами капли слёз.
– Не плачь!
Мой голос – жалок.
– Я с тобой! Я всегда буду с тобой! Я обещаю! Всё будет хорошо! Верь мне! Веришь?
– Верю!
Я – в реанимации. Осознаю это, когда всплываю из беспамятства. Почему я здесь? Что случилось? Не могу понять.
В голове сумбур из дежавю, из чужих воспоминаний, которые воспринимаются как свои. Я – попадаю под железнодорожный вагон. Я – попадаю под бомбёжку. Надо мной – взрывается танк. Подо мной – взрывается мост. Я – горю в танке. В меня – стреляют, меня – режут. Вижу свою кровь. Умираю. Взрываюсь, испаряюсь, замерзаю – насмерть, сгораю – живьём. Умираю и умираю. Десятки раз.
Я – в горах, окружённых песком, кричу в рацию: «На меня! Дай огня! Огня дай, щука! Хорони нас, крыса тыловая!» На меня идут цепи людей арабской наружности с платками-арафатками. Взрывы.
Я – в ледяном доме битого красного кирпича. На дом бегут люди в серых шинелях, похожие на киношных немцев. Я кричу в трубку: «Тыловая ты гнида! Дай огня! Огня дай, щука! Отомсти за нас! С землёй нас перемешай! Дай огня! Хорони нас! Не оставь на поругание!» Взрывы.
Я – в тесноте какой-то ёмкости. Невесомость. Вижу в малюсенький иллюминатор, как с огромной скоростью нарастает поверхность, испещрённая кратерами. Надо тормозить. А топлива – ноль. Всё топливо сжёг при разгоне. Удар, скрежет.
Я в подземной скальной полости. Я опять сражался с теми, кто мне не по силам, мне – каюк. Привычно-равнодушно понимаешь это, с усмешкой смотришь в лицо смерти. Резкий всплеск огня – проглатывает меня, испаряя.
Что из этого воспоминания, а что галлюциногенные видения от тех препаратов, что не дали остановиться от шока моему сердцу? А что – видения умирающего от отсутствия крови и кислорода мозга? Что из этих воспоминаний в голове – ложная память дежавю?
По моим воспоминаниям, моё тело было переделано инопланетянином. У меня была сверхрегенерация. Уже неделя, как меня перевезли из реанимации. И там – неделя только в памяти. Сколько в беспамятстве – неизвестно. Уже неделю смотрю на решётку вентиляции под потолком и не могу сосчитать количество квадратиков – так сильно отбит контузией мозг. Лица людей – плавают, искажаются. Плавают и звуки. И я – лежу парализованным бревном. Никакой сверхрегенерации. Это бред. Никаких инопланетян. И голоса во тьме, светящиеся двери – тоже бред перемешанных взрывом в гоголь-моголь мозгов.
Реальностью оказалось воспоминание про выжженную солнцем пустыню, горы в песке и людей с лицами в клетчатых платках, в широких арабских портках и в тапочках. Я вызвал огонь на себя. Я – капитан-артиллерист. Командирован в группу спецназа ГРУ для корректировки огня. Вся группа погибла, спасая меня. И я вызвал «салют возмездия». Закапывая в щебень и песок себя, тела бойцов спецназа и обложивших нас террористов.
И я – выжил.
Всё остальное – видения умирающего мозга. Так бывает. Врачи так сказали.
Я – выжил. Но смогу ли жить нормальной жизнью, вопрос открытый. Пока у меня относительно рабочая – только левая рука. Всё остальное – хлам.
Любимая! Я чувствую её. Она выходит на стоянке, а я уже знаю, что она – рядом. Приходит каждый день. Сидит со мной, пока не выгонят. Почернела вся, похудела. Вся с таким трудом набранная форма – сползла. Похудела, как от тяжкой болезни. А ей завтра на чемпионат мира. Надо было лететь. В Братиславу. Слышать ничего не желает. А ведь фактически золото её было.
Вздыхаю – и её подвёл. И её тоже. Как и ребят-спецназовцев. Спецназ погиб из-за меня. Это же я тормозил группу, как тормозная колодка из фосфористого чугуна. Не смог бежать по пескам с той же скоростью, так же долго, как они. Они меня не бросили. Все погибли. А я – выжил.
– Опять Кузьмина показывают, – говорит сосед по палате.
Вздрагиваю. До боли знакомая фамилия. Смотрю на цветное пятно калейдоскопа на стене. Там – телевизионная стенная панель. Ничего разобрать не могу. Могу только слышать плавающий голос диктора, то приближающийся, то удаляющийся. Диктор рассказывает, что глава корпорации «Империум» Кузьмин Игорь Викторович лично присутствовал на освящении нового межпланетного корабля. Со своим сыном.
