Андрей, подняв ладони жестом «сдаюсь» и не комментирую, повел руками.
– Ребенок живет в семье, с папой и мамой. Он спокоен и радостен, у него сложившаяся жизнь: садик, секция, друзья, развивающие занятия, правильный распорядок дня, запрет на телевидение и гаджеты, здоровое питание, и сейчас мы это все похерим, потому как Эллочке приспичило поиграть в мамочку или ей для престижу позарез надо нарисоваться прекрасной одинокой матерью? – посмотрела она возмущенно на мужа.
– Я не знаю! – быстренько снова поднял руки вверх Барташов, но справедливости ради все же напомнил: – Она его мать, любит его и имеет право на общение.
– Да пошла она в жопу со своими правами! – не удержалась от грубого слова Мира. – Мы и так делаем ей все возможные уступки: ей никто не запрещает встречаться и общаться с сыном, ее портрет висит в его комнате, и про нее никто из нас никогда не сказал ему плохого и дурного слова. Это при том, что она, при такой своей большой материнской любви, могла бы отрывать свою задницу и приезжать сюда к нам и проводить время с Петей побольше одного дня, она, видите ли, предпочитала, чтобы его возили к ней в Москву, так ей было удобней. А что удобно ему, она хоть раз поинтересовалась? Почему она не приехала ни на один его день рождения? От большой материнской любви? Она его даже по телефону не поздравила, прислала какую-то дурацкую игрушку через две недели после дня рождения! Тоже от великой материнской любви?
– Ну что ты так разволновалась? – утихомиривал ее Андрей. – Никто не собирается отдавать ей Петьку. Но по закону она мать и имеет право проводить с ним время. Я объясню ей, а если понадобится, то и ее адвокатам, что в угоду ее капризам и желаниям никто не позволит нанести вред сыну, заставив его жить с ней. Встречаться – пожалуйста и проводить время тоже.
– О! Я знаю, как она с ним проводит время! – не могла уже остановиться Мира в затопившем ее возмущении. – Она с ним сю-сю масю, «где у мишки глазки?», «машинка би-би», как с дебиловатым, отстающим в развитии или младенцем. А Петька уже читает неплохо, учится с тобой в шахматы играть, занимается танцами в секции и по твоим этим картам-гигантам все страны выучил и столицы! А еще занимается с тобой в инженерный конструктор и уже вовсю шурупы от гаек отличает и завинчивает-закручивает там что-то! А она машинки сю-сю-сю, как с собачкой подмышечной! – Она развернулась к столешнице, раздраженно попередвигала на ней предметы, явно неосознанно, снова повернулась к мужу лицом: – Я не понимаю, как так получилось, что эта женщина родила моего ребенка. Почему она родила сына, которого должна была родить я. Но она его родила, спасибо ей за это огромное. И на этом все. Она свой выбор сделала, когда бросила его грудничком и отказалась от него и семьи ради великой цели. Цели она своей достигла, вот пусть с ней теперь и живет взасос. Я считаю, что вообще пора прекратить любое общение Петьки с ней. На хрена? Мы его только этим травмируем. Что, вот что, скажи, она может ему дать, какой ценный опыт и знания? Свою великую любовь, ради которой ей даже приехать влом и посмотреть, как он живет, что ему интересно? Как это общение обогатит его жизнь и его личность?
– Ну по картам на полу она с ним вряд ли будет лазать, – решил разрядить немного напряжение Андрей.
Про карты – это отдельная тема.
Когда Барташов был в командировке в Сибири, ему презентовали две огромные карты мира, которые сделали по особым технологиям местные умельцы – одна политическая, вторая географическая. Уникальные карты, прямо произведение искусства, с нарисованными в каждой стране зверями, проживающими в ней, символами того или иного региона, с жителями в национальных одеждах, с какими-то особенностями местности.
Интересно ужасно, рассматриваешь, и оторваться невозможно.
Когда Андрей принес их домой, они так увлеклись их разглядыванием, закопавшись в этих огромных листах, что Петька, увлекшись, даже свалился с дивана.
Мира посмотрела вокруг, подумала-прикинула и распорядилась убирать мебель из гостиной.
Временно.
Раздвинули кое-что по углам, какие-то предметы вынесли в другие комнаты и прихожую с коридором и расстелили эти карты на полу.
Теперь, каждый вечер возвращаясь с работы, Андрей заставал «картину маслом», наблюдая, как Мира с Петькой лазают на четвереньках по этим картам, сначала рассматривая страну на политической карте, а после переползая и выискивая ту же страну на географической.
Он переодевался, Мира кормила его ужином, и Барташов присоединялся к семье, с удовольствием увлеченно ползая вместе с ними.
Уже через месяц Петька знал практически все страны наизусть, а вскоре стал осваивать еще и их столицы, а Барташов ворчал для порядка, как вожак стаи:
– Когда мы этот половой интернет уже уберем?
Но вскоре в доме появился инженерный конструкторский набор, и освобождение пола, как учебного полигона, отодвинулось на неизвестный срок.
Этот конструктор Барташов буквально выпросил у организаторов на выставке достижений науки и промышленности, где он демонстрировался как один из возможных побочных продуктов производства для системы развития детского творчества. Такой уникальный набор, включавший в себя уменьшенные, но вполне рабочие копии огромного количества и разнообразия инструментов, всевозможных крепежей и различных конструкций, которые требовали сборки, и даже маленькие детали моторчиков.
Конструктор Андрей заполучил, купив у устроителей, и отец с сыном теперь вечерами лазали поверх расстеленных карт и увлеченно конструировали механизмы – оторвать обоих от этого занятия было невозможно. И Мира, посмеиваясь, приносила еду в комнату, осторожно ставя ноги, чтобы не наступить на разбросанные по всему полу детали, пробиралась к журнальному столику, накрывала на нем ужин и призывала мужчин.
– Ужин в полевой стан для тружеников-механизаторов подан!
Им очень весело и интересно жилось, может, потому, что они только начали жить вместе и все было внове и обостренно-радостно чувствовалось, а может, им необычайно повезло и это навсегда, – неизвестно, но сейчас они были втроем как одно целое и чувствовали себя одним целым, и им было так хорошо от этого.
А тут эта напасть, откуда не ждали! Из, блин, городу Парижу нарисовалась!
– Нет, – закончила свое пламенное выступление Мира. – Я категорически против. И вообще, давай спросим у самого Петьки!
– Ты же знаешь, что он ответит, – пожал плечами Андрей.
– Вот именно! – подхватилась она второй волной возмущения. – Может, стоит прислушаться к ребенку и делать так, как лучше будет для него?
– Вы ругаетесь! – вбежал в кухню перепуганный и ужасно расстроенный Петька и подскочил к отцу. – Нельзя ругаться!
– Нет, нет, что ты, – поспешил успокоить его Андрей, подхватил на руки, поставил на стул перед собой и объяснил: – Мы не ругаемся, Петруша, а спорим. Это когда люди что-то объясняют друг другу о каком-то деле или явлении и у каждого из них есть своя точка зрения на предмет спора. И каждый старается доказать, что то, что он знает и думает об этом деле или явлении, – единственно правильно. Но умные спорщики прислушиваются к аргументам и других людей, – он посмотрел назидательным взглядом на Миру и снова на сынка, – и находят какой-то консенсус.
