Ишрак пожала плечами.
– Но ты думаешь. И он тоже.
– Я ничего не могу с собой поделать! – воскликнула Изольда. – А еще меня преследуют сны. Он снится мне почти каждую ночь. Но мне нельзя ничего делать. Я погублю себя окончательно, если позволю себе с ним больше, чем просто поцелуи. Если мне удастся вернуться в мой замок, я не смогу выйти замуж за благородного и влиятельного человека, если будет известно, что я любила Луку. Если я лишусь чести, то все опасности, которые нам уже пришлось преодолевать из-за того, что я пытаюсь вернуть себе мое наследие, будут напрасными. Если я буду обесчещена, то не смогу вернуться домой и стать госпожой Лукретили.
– Если никто никогда не узнает… – подсказала ей Ишрак.
– Я-то буду знать! – воскликнула Изольда. – Я буду полностью обесчещена. Я не смогу подарить свою любовь другому мужчине, не смогу выйти замуж. Я всегда буду знать, что лишилась чести, что недостойна стать женой благородного человека. Я должна подарить своему будущему мужу нетронутое сердце и нетронутое тело.
– Но разве ты сможешь и дальше так жить?
– А что мне делать? – простонала Изольда. – Что мне делать? Когда она заговорила о том, что придет к нам в дом, мне ее убить захотелось. Я не вынесу, если она к нему приблизится. Мне невыносимо думать, что она прикоснется…
Изольда прижала ладонь ко рту, чтобы больше ничего не сказать… однако ничто не могло остановить ее мысли: она зажмурилась, словно ей невыносимо было представить себе Луку и леди Каринту вместе.
– А если бы никто не узнал, – медленно повторила Ишрак. – Если бы тебе можно было любить его, целовать его… даже лечь с ним – и никто никогда не узнал бы?
– Но как это никто не узнал бы? Я бы знала! И он знал бы! И ты знала бы!
– А если бы это случилось всего раз? Только один раз. И мы все трое поклялись бы молчать?
Между ними воцарилось долгое молчание. Изольда отняла руку от губ и прошептала:
– Что?
– А что если это будет всего раз? И никто об этом не узнает. Если мы с тобой вообще не будем об этом говорить. Если ты это сделаешь, но при этом оставишь это нерассказанным сном? Ты успокоишься, если станешь его возлюбленной, его самой первой возлюбленной, а он – твоим возлюбленным, но он так и не увидит твоего лица, не произнесет твоего имени, а ты никогда не признаешься в том, что сделала? Даже мне? Это будет тайной ночи, тайной карнавала, и после Великого поста о ней никто не вспомнит.
Изольда положила дрожащую руку на локоть подруги.
– Если мы об этом не будем говорить… Если это будет только один раз… Если это будет как сон, а ведь он снится мне каждую ночь…
Ишрак не успела ничего ей сказать: гондола их палаццо выбралась из общего потока лодок на канале. Она оттащила подругу в тень у стены дома.
– Это наша гондола! – прошептала она. – Лука, Фрейзе и брат Пьетро возвращаются домой!
Они наблюдали за тем, как гондола снова причаливает у лестницы на боковом канале.
– Хочу пройтись, – заявил Лука чуть заплетающимся от выпитого вина языком. – Хочу тут прогуляться.
– Тебе бы лучше уйти домой, помолиться и лечь спать, – проворчал брат Пьетро.
– Через часик, – упорствовал Лука. – А вы идите.
– Я пойду с тобой, – предложил Фрейзе.
– Нет, – не согласился Лука. – Я хочу прогуляться один и освежить голову.
Фрейзе взял его за локоть.
– Ты встречаешься с леди Каринтой? – шепотом спросил он. – Потому что я сразу скажу тебе: тут будут только одни неприятности…
Лука вырвал руку, не желая признаваться в свидании, хотя сердце у него отчаянно забилось при мысли о темно-синем платье и маске.
– Я прогуляюсь, – повторил он и нетвердо вышел на лестницу.
Пожав плечами, брат Пьетро приказал гондольеру отвезти его и Фрейзе к воротам, выходящим на канал, оставив Луку подниматься по лестнице на набережную.
Изольда и Ишрак вжались в стену. Лука поднялся по лестнице, повернулся и стал смотреть на другую сторону Гранд-Канала. Высоко над головой повисла желтая луна, в темном небе горели яркие звезды. Какое-то время он стоял неподвижно, слушая звуки далекой музыки и смеха.
– И я моментально понял, что люблю ее, – сказал он просто, говоря сам с собой и слушая, как его слова падают в ночную тишину, смешиваясь с плеском волн в канале. – Это невероятно, но я это знаю. Я ее люблю.
Он тихо засмеялся.
– Я глупец, – проговорил он. – Наполовину принявший священничество, целиком посвященный Ордену Тьмы, выполняющий порученное мне дело – а она дама столь высокородная, что я бы даже не увидел ее, если бы остался в своем монастыре послушником.
Он немного помолчал, а потом решительно продолжил:
– Но я ее видел. А она видела меня. И сегодня я впервые понял, что люди понимают под… этой… – Он замолчал и снова улыбнулся. – …Любовью. Какой же я глупец! Глупец! Я ее люблю. Я влюбился. Мгновенно. Полюбил в один миг.
Он открыл калитку обнесенного стеной сада и вошел в него. Девушки услышали, как под его шагами захрустел гравий, а потом снова стало тихо: он плюхнулся на скамейку под деревом.
На сумрачном причале ужаснувшиеся девушки застыли на месте.
– Он говорил о ней? – изумленно спросила Ишрак. – О леди Каринте? Неужели она сделала то, о чем говорила? Соблазнила его – уже, всего за одну встречу?
Изольда повернулась – и Ишрак увидела, что на ее бледных щеках под маской блестят слезы.
– Он сказал, что влюбился сегодня, – прошептала она горестно. – Влюбился мгновенно, сегодня. В даму, которую никогда не увидел бы, если бы остался в монастыре. Он любит эту женщину. Эту раскрашенную…
Изольда резко замолчала: еще одна гондола приблизилась к ступеням набережной, и леди Каринта, в плаще и капюшоне темно-синего цвета и чудесной маске с ярко-синими перьями, прищелкнула пальцами, приказывая гондольеру помочь ей высадиться и подняться наверх.
– Она с ним встречается! – воскликнула Изольда страдальческим шепотом. Они с Ишрак отступили дальше в тени. – Она встречается с ним в нашем саду!
Девушки застыли, прижавшись спиной к стене, прячась в темноте. Большая весенняя луна освещала набережную почти так же ярко, как днем. Леди Каринта, находящаяся к ним спиной, подняла подвешенное к поясу на золотой цепочке зеркало и осмотрела синюю маску, улыбающиеся накрашенные губы, синий плащ и капюшон. А потом ее взгляд скользнул в сторону, и, увидев в отражении двух девушек, жмущихся к стене, она негромко засмеялась.
– Хорошенькие девственницы! – сказала она. – Гуляли по улицам. Как забавно! А у меня встреча с третьим хорошеньким девственником. Что за ночь для разврата! Пойдете со мной?
Даже обычно столь бойкая Ишрак промолчала, ошеломленная такой скабрезностью, а вот Изольда со скрытыми под маской слезами шагнула вперед и заявила:
