— Рафаэль ДеНапьо, — сказал мужчина, у которого были короткие черные волосы, широкие плечи и глаза цвета пустой бутылки из-под джина «Гордонз». Наверное, он зарабатывал на жизнь, снимаясь в рекламе безопасных бритв. На фотографиях он получался отчасти слишком уверенным в себе, щурящимся на солнце, как средиземноморский авантюрист, чье желание выглядеть консильере
[63]
приводило к тому, что его принимали за barista
[64]
или за мужчину, занимающегося проституцией. Он был похож на итальянца, но был наполовину испанцем и наполовину англичанином из города Лутон, что в графстве Бедфордшир. Мать его так и не смогла пережить потрясения, вызванного английской погодой, и воспользовалась услугами аэропорта сразу, как только снизились цены на билеты. Она оставила Рафаэля и его отца разбираться самим, и вследствие того, что отец его не мог разобраться ни в чем, Рафаэль научился разбираться во всем.
— Вам нравятся эти работы? — спросил он вежливо.
— Мы как раз говорили о том, как разочаровывает… — начала знакомая Нелл, но Нелл прервала ее.
— Вы ведь не художник, правда? — спросила Нелл.
— Нет, но я ее хороший друг. Она вон там, — он указал на элегантную чернокожую женщину в кожаном платье, облегающем фигуру, и с африканскими бусами на шее. — Она очень хорошо продается в банки.
— Но все эти заявления о порабощении женщины…
— Ну… Это предлагает покупателю историю, которую можно рассказать клиентам, это рисует их в выгодном свете, дает им возможность выглядеть филантропически.
— Что-то мне это кажется не очень честным, — заявила Нелл.
Он поднял бровь:
— Вы считаете, что зарабатывать деньги — плохо?
— Нет, конечно.
Элис или Аманда постучала по бокалу обручальным кольцом и пробормотала: «Наполнить», — а затем выскользнула в толпу, оставив Нелл и Рафаэля спорить об искусстве.
— Вы считаете, люди должны добиваться признания только после смерти? — спросил мужчина.
«Уже второй раз сегодня кто-то упоминает смерть, — подумала Нелл. — Остался еще один раз». Она испытывала иррациональный страх перед смертью, но разве его не испытывали все, кроме мексиканцев?
Нелл все никак не могла перевести дыхание:
— Почему здесь так жарко? — спросила она. Рука ее потянулась к горлу.
— Сохраняет это очарование, от которого перехватывает дыхание, — сказал он ей.
— Простите?
— Знаете, старая песня Фреда Астера «The Way You Look Tonight».
[65]
— Он одарил ее еще одной небольшой дозой своего Взгляда и повел к выходу дышать воздухом.
Она ощутила его руку у себя на спине, когда он направлял ее, и подумала, почувствовал ли он присутствие там маленького, но упорного жирового отложения, — она знала, что оно там было. В том, как он вел разговор, было что-то удивительно старомодное и странное, и от этого было неспокойно. Противоречивые эмоции, которые вызвало в ней это небольшое прикосновение, заставили ее осознать: надо чаще выходить в люди.
Снаружи была теплая ночь; было так ясно, что можно было слышать, как возле мэрии в Хэкни кричит женщина, и пожарные машины несутся к Тауэр-Хамлетс.
[66]
Через дорогу из квартиры каких-то стариков неслись звуки старого фильма компании RKO.
[67]
Может, это был какой-нибудь фильм с Фредом Астером. На обочине содрогалось припаркованное такси-малолитражка — не столько средство доставки пассажиров, сколько носитель колонок, в которых стучали басы старого школьного хип-хопа. Мимо них пронеслась волна режущего глаза запаха мочи. Лондонцам приходилось находить романтику в самых неподходящих местах.
— Ну, как вам сейчас дышится? — спросил он озабоченно.
«Дыхание у меня в порядке, — подумала она, — но вот пульс бьется так, как будто я только что выпала из самолета».
— Лучше, — сказала она, отводя взгляд и пытаясь представить вокруг приятный пейзаж. Но урны Коламбиа-Роуд никак Fie могли сойти за пальмы Тобаго, поэтому ее попытка провалилась.
— Возможно ли, чтобы канапе заставляли человека испытывать еще больший голод, чем до того как их съешь? — спросил он. — Вам не кажется, что вы сейчас голоднее, чем когда приехали?
— Как вы догадались? — Она посмотрела на него и почувствовала легкий укол в сердце, как будто кто-то кольнул ее разогнутой скрепкой. Он тоже посмотрел на нее, в его глазах нарастало удивление, и тогда она поняла, что он смотрит не на нее.
— Ну вот, такое увидишь не каждый день. Похоже, это какое-то знамение.
Она проследила направление его взгляда и увидела взрослого тигра, мягко ступающего по середине Коламбиа-Роуд. Тигр остановился обнюхать канаву, в которую рыночные продавцы выливают воду из цветочных ваз. У тигра было длинное тело, сквозь кожу проглядывали ребра, а шерсть была пятнистая и оранжевая, как у детского медвежонка.
Нелл и Рафаэль с уважительным недоверием смотрели, как он аккуратно вступил на щебенку, а затем остановился и свернулся полумесяцем, будто сонная домашняя кошка. Он широко зевнул, высунув огромный розовый язык, который вытянулся и загнулся на кончике, и из его пасти вырвалось низкое урчание, похожее на треск поворачивающегося турникета в метро. Над закрывающимися глазами животного вместо унизанных звездами небес Индии ярко светились аккуратные окна муниципальных квартир.
— Помнишь, как мы увидели тигра? — спросила Нелл спустя год и два месяца, когда они лежали в постели и смотрели жутко старый фильм ужасов с Джоан Кроуфорд, которая играла самую старую в мире женщину-инспектора циркового манежа.
— Господи, она похожа на трансвестита, — пробормотал Рафаэль, почти не слушая ее. — Хотя ноги хороши. Я уже видел этот фильм, в нем распиливают пополам Диану Доре.
— У него были такие желтые глаза, — Нелл подтянула пуховое одеяло, закрывая соски. Она до сих пор отдавала себе отчет в возрастной пропасти, лежавшей между ними, и редко позволяла ему увидеть себя обнаженной при включенном верхнем свете. Она была в некотором роде волшебницей, когда дело доходило до того, чтобы встать с постели и дойти до ванной так, чтобы он не увидел ее талию сбоку. Она знала, что это пустое, но он был настолько совершенен, что заставлял ее чувствовать себя слишком простым человеком. В течение одного года и двух месяцев она смотрела, как он спит в ее постели, его профиль наполовину утоплен в подушке, рот приоткрыт, — помятый ангел с блестящими веками и густыми непослушными волосами цвета сумеречного леса. Казалось невозможным, что кто-то может спать так красиво и не знать этого, но Рафаэлю удавалось не замечать ее взгляда, когда он просыпался. Он спал больше всех, кого она когда-либо видела, и проспал бы все воскресенье напролет, если бы она его не разбудила.
