– Колька на почту пошел, – сказал Лаврик. – Разговор с женой заказать. Единственный у нас женатик, как же… Лымарь с Ольгой на пляже, в рамках спектакля. Правда, дело тут не только в спектакле, Генка из кожи вон лезет, чтобы у нее выманить фотку в купальнике… ах да, ты, может, и не знаешь…
– Про фотку, что делал Маэстро? – спросил Мазур. – Знаю. А вот ты про другие фотки наверняка не знаешь… Из «Жемчужины».
– Не знаю, – насторожился Лаврик. – Ольга докладывала только, что Верочка с Мариной часа два в нумерах проторчали – вот уж не ожидал… Ну-ка?
Мазур рассказал кратенько – что за фотографии, где он их увидел, где они сейчас – а заодно и о том, что объявился наконец Умник. В заключение сказал:
– Вот теперь я решительно ничего не понимаю. Почему это именно с Верой проделали, а не постарались Вадима в такую игру затянуть? Ты, конечно, профессионал, тебе виднее, но, по-моему, что-то тут решительно не стыкуется. Все это вполне укладывается в версию касательно подпольного богача-похотливца. «Или дашь добром, или фотки мужу покажем». А вот в версию о чужой разведке и вербовочном подходе категорически не втискивается. Или в твоем ремесле есть какие-то тонкости, каких я не знаю?
– Тонкостей таких, конечно, куча, – тихо и задумчиво сказал Лаврик. – Но могу тебе смело сказать, не выдавая никаких служебных секретов: правильно мыслишь. Не сочетается эта история и качественный, профессиональный вербовочный подход… Никак не сочетается…
– Ну, коли уж я в правильном направлении мыслю… Еще дилетанта послушаешь?
– Да с удовольствием, – сказал Лаврик. – Иногда дилетант лучше усмотрит что-то полезное, чем профессионал, у которого глаз чуточку замылен… Валяй, обещаю иронически не комментировать.
– Самарин, а если тут две группы? – сказал Мазур. – Условно обозначим как «развратники» и «шпиёны». Я верю, что вторые есть в реальности – уж если Дракон тебя на это дело нацелил, значит, источники информации у него были надежные. Да и то, что хозяйкой тут оказалась тетя Фая с ее бурной биографией, я бы никак к совпадениям не отнес. Но что, если до сих пор действовали только «развратники»? А «шпиёны» еще на сцену не вышли?
Лаврик думал с полминуты. Потом сказал:
– Как одну из версий допустить можно вполне. Пока. Но и при этой версии не все понятно…
«Дашь добром, или фотки мужу покажем». Вообще-то жизненно. Но если мы такой вариант допускаем, автоматически выходит, что есть еще кто-то третий, которого мы не знаем. Тебе ведь что сказал Горский? Что своему «дорогому другу» он этаким манером помогает два года? Тогда это никак не Фомич. Дядя Гоша говорил, последний раз он заезжую красоточку фантазировал всего-то две недели назад – и успешно, кстати.
– Ну, насчет двух лет Горский мне мог и соврать…
– Зачем?
– Не знаю, – сказал Мазур. – Или у тебя есть соображения?
– Да нет у меня соображений, – сказал Лаврик чуть ли не зло. – Просто, между нами, это тот редкий случай, когда я пока что ни черта не понимаю. Да, представь себе: ни черта. Касаемо «похотливцев» – картина вроде бы классическая, но я шестым чувством напарываюсь на некие несуразности, хоть и не могу их сформулировать словесами. Касаемо «шпиёнов» – есть они, есть. Но вот работы их я не вижу. И дядя Гоша не видит. Сюрреализм какой-то присутствует. Мы все это время натыкаемся исключительно на то, чем вовсе не обязаны заниматься… да и милиция не обязана, поскольку состава преступления тут нет – ну, разве что «изготовление порнографии» могу пришить, но это уж настолько мелко… И, соответственно, наши клиенты никак не дают о себе знать. Тетя Фая, уж безусловно наш клиент – и единственный нам известный, – пока никак себя не проявляет.
А если и проявляет, то так, что мы этого пока не вскрыли… – он поднял голову, улыбнулся ничуть не принужденно и хлопнул Мазура по колену.
– Не переживайте, д'Артаньян. Здесь присутствует старый дружище Арамис, которого однажды назвали «гадюкой в шоколаде»…
– Что-то я такого у Дюма не помню, – угрюмо сказал Мазур.
– А это не из Дюма, а из жизни, – ухмыльнулся Лаврик. – Это с год назад меня – не «Арамиса», а меня – так назвал один клиент, который думал, что меня перехитрил, пыжиться начал – и тут обнаружил, что это его перехитрили… Побарахтаемся, как та лягушка в сметане. Мы пока что абсолютно ни в чем не проиграли, мы просто многого не понимаем, а это разные вещи. Ежели зверюга хоронится в чащобе, нужно ее выманить на поляну, под выстрел…
– Как?
– А это ты уж мне предоставь, – серьезно сказал Лаврик. – Пару раз получалось, есть серьезные шансы, что и сейчас получится… Или я наконец ухвачу какую-то ниточку, которую никак не могу пока ухватить, а она должна быть. В общем…
Он замолчал и повернулся к окну. Мазур тоже – калитка стукнула как-то не так, непривычным звуком.
Дворик наполнился милиционерами в белых форменных рубашках с короткими рукавами. То есть это сначала показалось, что наполнился – очень уж энергично они вторглись, и поначалу показалось, что их не менее взвода. Но очень быстро оказалось – всего-то четверо. Один остался стоять у калитки, во дворе, а трое чуть ли не бегом направились в домик Еремеевых, совершенно проигнорировав Мазура с Лавриком, хотя видели их в окне. К калитке подъехал и заглушил мотор микроавтобус в милицейской раскраске, с мигалкой и двумя «матюгальниками» на крыше. Кроме водителя там никого не было. Водитель достал сигареты и устроился в удобной позе старого волилы, привыкшего ждать подолгу.
– Эт-то еще что такое? – спросил Мазур.
– Милиция, – сказал Лаврик. – Некогда рабоче-крестьянская, а ныне советская.
– Да вижу. Но какого им черта…
– А я откуда знаю? – пожал плечами Лаврик.
Из дома выскочила тетя Фая и чуть ли не рысцой припустила в домик. Однако очень быстро вышла, оглядываясь, пожимая плечами и крутя головой. Походило на то, что ее моментально выпроводили.
В домике Еремеевых о чем-то негромко разговаривали. Как Мазур ни напрягал слух, ничего разобрать не смог.
– А мы чего сидим? – спросил он.
– А что ты предлагаешь?
– Ну, пойти туда, узнать, что там…
– Выставят, как Фаину только что выставили. Мы ж всего-навсего соседи, мирные ихтиологи…
– Но у нас же «мурки»…
– А вот «мурки» до поры до времени не светить, – приказным тоном, не допускающим возражений и дискуссий, сказал Лаврик.
– Это ж наши подопечные… – уже без всякого напора сказал Мазур.
– Тем более, – сказал Лаврик. – Не надо вылезать на сцену, пока решительно непонятно, что на ней играется… Ага. К нам ведь идет, шуцман*…
Действительно, вышедший из домика Еремеевых молодой сержант направлялся прямехонько к их двери. Поскольку она была распахнута, стучать, даже по притолоке, не стал: остановился в проеме, козырнул:
