– А почему, собственно, «гражданин»? Вы мне, кроме корочек – ну да, авторитетных – никаких больше бумаг не показали. Не объявили, в качестве кого допрашиваете, протокола допроса не выложили… Вы уж извините, гражданин начальник, но получаются пока сплошные тары-бары-растабары! И унижать зачем? Кастракисом этим? Вы ж МУР, везде болтают, что у вас высокая культура следствия…
– Молодец, Жора, – сказал прямо-таки задушевно Лаврик, умевший менять личины на ходу в мгновение ока. – Просидел ты всего ничего, пару недель в СИЗО да полгода на зоне, но хорошо кой-чего нахватался, тут тебе и классический блатной надрыв, и разговор насчет официальных бумажек… Дельный, кстати, разговор. Присмотрелся я к тебе, Жора, и сделал вывод: ты поумнее, чем прикидываешься. Не светоч интеллекта, конечно, но и не такой придурковатый, как лепишь из себя. Этакий бравый солдат Швейк… Читал?
– Ну, было дело… Забавно.
– Ну вот, – сказал Лаврик. – Ты еще и начитанный, вон и полочка с книгами, хоть и невеликая… Что сейчас читаем?
– «Анжелику», – чуть смущенно признался Жора. – Интересно. Опять же там все описано…
– Вообще-то ты тут прав, – задумчиво сказал Лаврик. – В некоторых эпизодах там не любовь и не секс, а именно вульгарно так… Ну ладно, Кастракиса снимаем. Так прав я, Жора? Что ты любишь придурковатым прикидываться, а на деле поумнее будешь? Ну?
– Дурачку жить проще, – буркнул Жора. – И спроса с него в случае чего меньше…
– Ну вот, я правильно угадал, – сказал Лаврик. – А значит, разговор будет не с придурком, а с человеком не без ума… – его взгляд стал жестким, голос зазвучал резче. – Коли уж ты умной, должен знать: бывают допросы без всяких официальных бумажек, протоколов, постановлений, повесток и ордеров. И соль в том, что именно такие допросы сплошь и рядом посерьезнее официальных будут. На официальном у тебя кой-какие права имеются, предусмотренные УПК. Имеешь право не отвечать на вопросы и не несешь за это никакой ответственности, поскольку против тебя возбуждено уголовное дело, и тебе такое повеление законом дозволяется. А вот беседы неофициальные… В них, Жора, порой для спрашиваемого гораздо больше опасности и жизненных невзгод. В тюрьме тебя максимум по почкам съездят или сунут в хатку к активным гомосексуалистам. А у меня, при таком вот обороте дел, ты запросто и без вести пропасть можешь. Море рядышком, там и «Титаник» булькнет – хрен кто заметит… Знаешь, Жора, что делают, чтобы утопленник не всплыл? Нет, к ногам чугуняку привязывать – много возни. Проще распороть брюхо и вспороть мочевой пузырь. Стопроцентная гарантия, что ныряльщик не всплывет…
Он ощерился. Для человека в положении Жоры он сейчас был по-настоящему страшен. И Жора, судя по осунувшемуся лицу, это прекрасно чувствовал. Он протянул жалобно, непроизвольно косясь на бутылку «Метаксы»:
– Гражданин начальник, ну к чему такие ужасы? Что я такого сделал, чтобы в пропавшие без вести писать? Такие мелочи за мной… Да и не подлежат они… Ну, поприставал пару раз к Верке Еремеевой. Так я ж потом извинился по всей форме, букет принес и больше возле нее не светился. Тут максимум – пятнадцать суток, да и то еще вопрос. Вы вон мне колесо попортили, так я ж не жалуюсь, прокурора не требую…
– Отлично, – кивнул Лаврик. – По-моему, пошел деловой разговор… Жорочка, бывают такие вещи, которые человеку кажутся мелочью, а по жизни за ними та-акое скрыто… По болотам никогда не ходил? Ну да, нету у вас болот… Знаешь, как это выглядит? Зеленеет себе такая мирная лужаечка, ступает на нее человек неопытный, и с головой булькает, уже не выбравшись. Потому что под лужаечкой – болотина черт-те какой глубины. Вот так и ты думал, что по лужаечке шагаешь… Короче. Ты куда пару часов назад отвез Веру Еремееву? Ты ее подхватил у магазинчика с поэтическим названием «Продукты». Так куда?
– Да не возил я ее никуда. С чего бы? Она ж от меня шарахается, как черт от ладана, – его голос приобрел некоторую уверенность. – А что, видел кто-то, про что вы говорите? Так вы мне очную ставку устройте, свидетельскими показаниями к стенке приприте…
– Я же говорю – неглуп, зараза, хоть Швейком и прикидывается, – без злости, скорее одобрительно кивнул Лаврик. – Значит, пошел в глухую несознанку? Ну ладно. Я тебе сейчас дам полный и подробный расклад, чтобы понял, во что вляпался. И если будешь отвечать охотно и подробно, тебе даже позволю коньячку глотнуть, на каковой ты с такой тоской поглядываешь. Идет?
– Сделайте такое одолжение, гражданин начальник. А то ведь, зуб даю, ни черта не понимаю…
– Сейчас поймешь, – чуть скучающе сказал Лаврик. – Сначала оцени ситуацию: в одном доме с Еремеевыми поселились аж четыре муровца, которые три недели старательно притворялись мирными учеными, интеллигентами с дурными бороденками, а один даже в очках. Причем тот, кто в очках, к вам внедрился. Не вы его затянули, а он внедрился, чтобы полезную информацию из вашего гадюшника гнать. Вот как по-твоему, что все это означает? Только думай побыстрее, ты ж можешь.
Жора и в самом деле думал недолго. С ноткой неуверенности протянул:
– Ну, тогда выходит, что Еремеевы – люди непростые, раз за ними вас аж четырех следить прислали… Опий этот… Они что, такие какие-нибудь? По уголовке ходят? Только я в этом случае совершенно ни при чем, я с ними дел не вел, у меня свое задание было, да и то потом снялось, велели прийти с букетиком и извиниться культурно. На том и кончилось. И никаких у меня с ними отношений.
– Угадать-то ты угадал, Жора, – сказал Лаврик. – Только с точностью до наоборот. Мы не следим за ними, а охраняем. Верочка ж Еремеева исключительно по мужу, а поскольку девичья фамилия ни в каких документах не указывается, никто ее и знать не мог… Короче, Верочка наша, хоть и працует инженером на Урале – доченька секретаря ЦК. ЦК у нас, если ты помнишь, пятнадцать, но отец ее секретарь самого высокого – ЦК КПСС. Между прочим, органы курирует, еще и потому мы здесь неофициальным порядком. Я тебе фамилию говорить не буду, зачем она тебе. Тебе и папиной должности достаточно. Сказать что-то хочешь?
Жора вылупился на него с искренним недоумением:
– Что же она тогда на Урале инженерствует? И отдыхает тут? У них же такие дома отдыха… Я один видел издали, тут километров пятьдесят… И на Урал зачем?
– Ты никогда не слышал, что и у таких людей детки иногда выбирают самое простое занятие? У товарища Микояна сын – летчик, причем испытатель, а это занятие рисковое. А что ему стоило через такого папу послом в какую-нибудь Великую Британию устроиться? Когда папа – даже не секретарь ЦК, а член Политбюро? И хватает таких примеров, Жора. Вот и Вера… Не тянуло ее в МГИМО-эскимо и прочие клубничные поляны, а с юности потянуло ее к инженерному делу – с женщинами такое тоже случается. Ну, закончила соответствующий факультет МГУ, а потом на Урале, на интересном заводике, подвернулась очень интересная работа. Вот она и подалась туда, там и будущего мужа встретила. А то, что она у вас третий год отдыхает – ну, причуды у нее такие. Нахлебалась цековских роскошен, потянуло на простое, как беременных то на селедку, то вообще на штукатурку. Слышал, может, или читал, как в старину иные графья и купцы – миллионщики чуть не в лохмотья одевались и по дешевым трактирам шлялись?
