— Зато я была замужем пять раз. У меня было пять страстных любовей. А у тебя — полторы.
— Браки определяются результатом, то есть детьми. У тебя детей нуль, значит, и браки не считаются. Только оргазмы. А оргазмы — это барабанная дробь. Ничего!
— Я актриса! Я заставляю людей думать и чувствовать. А твой красноармеец заставляет молодых солдат рисковать жизнью во имя страны, которой на них наплевать!
— Мой муж — офицер, как Лермонтов и как Алексей Вронский!
— Алексей Вронский — вымышленный персонаж. Его не существовало.
Его придумал Лев Толстой.
— Это не важно! Они оба дворяне.
— Оба — это кто? Твой муж и Вронский? Твой муж — низшее сословие.
Он не умеет элементарно предохраняться. И вся сегодняшняя армия из деревни!
— А ты откуда? — орет Тамарка. — Откуда наша мама Зоя? Из Букингемского дворца?
Сестры вопили друг на друга, нажимая на самые болезненные точки.
Тамарка не забыла выкинуть основные козыри: она знает историю, как свой кошелек. А Светлана — серая и необразованная. Она не знает даже современных первых лиц, не говоря о подробностях гибели Александра Македонского.
— А зачем нужны эти знания? — искренне удивляется Светлана. — Что они меняют? Какая мне разница, как умер Александр Македонский?
Тамарка замолкает и смотрит на сестру выпучив глаза. Светлана била топором по ее корням. Образованность — вот главное достояние человека. Вот что отличает человека от кур и собак.
— В человеке интересен только талант, — заявляет Светлана. — Талант — это присутствие Бога.
— В каждом человеке есть присутствие Бога, — возражает Тамарка.
— Человечество — муравейник. Кишит рабочими муравьями. И только единицы поцелованы Богом.
Из речей Светланы получается, что Бог ее поцеловал, а Тамарку отпихнул в общий муравейник.
Комплексы, заложенные в детстве, поднимаются в Тамарке волной и захлестывают. Она начинает рыдать.
Рыдания — это давление. А Светлана не переносит давление. Она выскакивает из дома, идет в липовый парк, нарезает круги, выталкивая из себя злобу и ненависть.
Постепенно злоба испаряется. Перед глазами горестное лицо Тамарки. Светлана помнит его с детства. Гримаса плача осталась прежней. Как плакала в пять лет, так и сейчас.
Светлане становится жалко Тамарку. Она постепенно сокращает прогулку и возвращается домой.
Тамарка выходит к ней навстречу как ни в чем не бывало. Как будто не было ссоры и обидных ковыряний. Дождь прошел, и вышло солнышко, и травка рада. Тамарка и Светлана забывают хамские подробности.
А все почему? Потому что сестры. Родная кровь. Только близкие люди могут так безоглядно прощать, забывать обиду. Отнестись, как к дождю.
Прошел — и привет. Что о нем вспоминать? Если бы такие обвинения выложил чужой человек — вражда на всю жизнь. Любое примирение — поверхностное, а в глубине — болото, которое не высохнет никогда.
Тамарка и Светлана садятся обедать.
— Еда — это секс пожилых людей! — заявляет Тамарка.
— Без секса жить можно, а без еды нельзя, — комментирует Светлана.
— Смотря в каком возрасте, — уточняет Тамарка. — В старости можно жить и без любви.
Сестры едят с удовольствием. Нервные перегрузки обостряют голод.
Далее у Тамарки по режиму послеобеденный сон: с двух до четырех.
У Светланы все сдвинуто. Ее дневной сон с четырех до шести — в те дни, когда не надо ехать в театр.
О! Как Светлана любит это время. У нее удобнейшая широкая кровать с дорогущим ортопедическим матрасом. Сон подхватывает Светлану, как тугое море, и тянет в глубину, в желанное небытие.
Тамарка тем временем уже встала и слоняется без дела. Ей скучно.
Сквозь наплывающий сон Светлана слышит, как дверь скрипит. Просовывается макушка ее сестры.
Скрипа двери достаточно, чтобы сон прервался. Светлана открывает глаза.
— Ты не спишь? — фальшиво вопрошает Тамарка.
— Уже не сплю, — отзывается Светлана, и ей хочется метнуть в сестру тапку.
Она знает, что заснуть больше не удастся. Медленно поднимается с кровати.
Тамарка ни в чем себе не отказывает. Для нее не существует «можно» и «нельзя». Главное для нее — «хочу».
После тихого часа Светлане хочется сделать несколько нужных звонков — личных и деловых. Но Тамарке ее звонки не нужны и даже враждебны. Тамарка хочет владеть сестрой единолично. Она будет демонстративно пережидать телефонную беседу. Разговаривать на этом фоне — все равно что идти по гвоздям.
Светлана вздыхает и одевается для вечерней прогулки.
Ей хочется поскорее свернуть в лес, чтобы никого не встречать, а Тамарка, напротив, жаждет общения. Она заинтересована в том, чтобы встретить незнакомых людей и как можно подробнее рассказать о себе, выложить свои козыри: муж — генерал, дочь живет в Испании, внук — отличник. Соседей совершенно не интересуют чужие внуки и чужие судьбы, но приходится терпеть и слушать. Тамарке необходимо блеснуть знаниями: Собчак отменил Ленинград и вернул городу старое имя — Санкт-Петербург. Генрих VIII отрубил голову Анне Болейн…
Соседи сокрушаются: ой как нехорошо, могли бы просто разойтись.
Под конец Тамарка сообщает, что она преподает историю в престижном вузе. Соседи уважительно кивают и говорят: «Как вы похожи…»
Светлана старалась прятать сестру от знакомых, а для Тамарки было очень важно выйти в люди и охватить как можно больше народу.
После прогулки — телевизор. Сериал.
Светлана занята во многих сериалах. Актриса эконом-класса.
Успех зависит от материала. От сценария. Когда характер выхвачен из жизни, играть интересно и получается ярко. А когда характер высосан из пальца, приходится запускать штампы.
Светлана не всегда смотрит фильмы со своим участием. Боится расстроиться. А Тамарка смотрит обязательно и особенно тщательно следит за критикой.
Светлана не всегда знает, как передать состояние пластмассовой героини. А какое-то лицо надо предъявить. Она и предъявляет штамп надменности и ходит с окаменевшими мышцами.
Как правило, никто не говорит гадость в лицо. Даже если не нравится, все равно сдержанно хвалят. Говорят: интересно. За глаза, конечно, гуляют от души. Но это за глаза. А Тамарка в порыве дурной правды плещет прямо в лицо обидные слова. И дело даже не в словах, а в той радости, которую она получает от хулы. Пафос этого действия таков: «Вот ты думала, что ты лучше меня, а ты не лучше. Вылезла на люди, ожидая аплодисментов, а все только хихикают в кулак. Уж лучше жить тихо, как я, чем позориться, как ты».