— Попроси Финча позвонить мне. У него уже должно быть что-нибудь о подростке.
Джэнис кивнула и направилась к выходу.
— Еще одно. Если хочешь, можешь присоединиться ко мне.
— Самоубийство на Пиккадилли? — изумленно переспросила она. Харгрив редко позволял ей вмешиваться в свои дела.
— Я не знаю, но у меня есть предчувствие. Мы ведь его еще даже не опознали. Но это никак не несчастный случай, да и для самоубийства способ чертовски странный. Знаешь, они нашли сорок футов крепкой нейлоновой веревки, завязанной у него на поясе. Как тебе это?
Когда Джэнис, улыбаясь про себя, закрыла дверь, он, ничего не видя, смотрел через стеклянную стену в зал, где оперативники изо всех сил старались справиться с обрушившейся на них предпраздничной работой. Пальцы бегали по клавишам, а лица зеленели, отражая свет мониторов. Кто-то постарался немножко украсить зал и принес веточки омелы. Харгрив провел указательным пальцем по усам, наблюдая, как сводки кочуют от стола к столу.
В самоубийстве всегда есть нечто иррациональное, но в этом уж вовсе не было никакого смысла. Зазвонил телефон, и он взял трубку.
— Говорит Финч. С подростком я почти закончил. Есть кое-что интересное. Я зайду на пару минут?
— Не надо. Я сам к тебе зайду.
Выходя из комнаты, он бросил пластиковую карточку на стол одному из констеблей.
— Проверь на компьютере. Не забудь про код и номер. — Самому ему легче было запомнить код, чем номер. — Назови это дело... Не знаю, сколько можно использовать букв.
Констебль поднял голову:
— Не больше семи, сэр.
— Хорошо... — Он подсчитал на пальцах, пожелтевших от табака. — Назови его “Икар”.
— Сэр?
— Посмотри в энциклопедии, — улыбнулся Харгрив. — Неужели тебя ничему не учили в школе, кроме компьютеров?
Финч всегда наводил на него ужас. Бледный серьезный человек с потрескивающими при ходьбе коленными суставами, он словно сошел с гравюры, изображающей охотника и зайца. От его халата шел неистребимый запах химических реактивов, и когда он быстро шагнул от стола с инструментами к закрытому простыней телу, за ним потянулся горько-сладкий шлейф аромата прозекторской, словно за женщиной, перемудрившей с духами. В столовой все старались держаться от него подальше.
Харгрив стоял у сверкавшего чистотой стола, пока Финч мыл руки и снимал перчатки. Для него морг всегда был фантастическим местом, полным самых страшных тайн, запрятанных в пластиковые мешки, и он с интересом посмотрел туда, где острых инструментов Финча ожидало тело покойного.
— Как насчет идентификации? — спросил Финч, наклоняясь к телу и открывая его до груди.
— Ничего. А что зубы?
— Есть несколько пломб, но ничего особенного. Попробуем, конечно, просветить рентгеном. К вечеру закончим. Вот содержимое желудка у него необычное. Его накачали наркотиками, или он сам накачался. Это подтверждает версию самоубийства.
— На самом деле, — перебил его Харгрив, — есть пара вопросов, которые меня волнуют больше, чем его имя.
— Мне кажется, я знаю, о чем ты хочешь меня спросить, — сказал Финч, растянув рот в редкой и ни на что не похожей усмешке.
Харгрив подумал, что с таким лицом лучше ему не смеяться, чтобы не пугать людей до смерти.
— Он был убит электрическим разрядом. На нем полно разбитого стекла, но он сам влетел в рекламу, это точно.
— Значит, она не взорвалась?
— Нет. Смотри.
Лицо и руки мальчика были совсем черными. Голова поранена в нескольких местах и нашпигована стеклом. Нижняя челюсть приплюснута к горлу. Финч поднес к голове карандаш.
— Он с ужасной силой ударился о рекламу. Носовая перегородка ушла в мозг. Но об этом говорит не только перегородка. Например еще коленные чашечки. Под кожей полно стекла.
— Итак, мы имеем дело с человеком, который сам бросился откуда-то сверху на рекламу?
— Не знаю. Может быть, его кто-нибудь толкнул? — задумался Финч.
— Это почему?
— Самое интересное я оставил напоследок, — проговорил Финч, усмехаясь, и инспектор, почувствовав неловкость, переступил с ноги на ногу.
— Когда тело принесли сюда, вся верхняя часть туловища, голова, руки были покрыты черной пылью, напоминающей золу. Сначала мы именно так и подумали, однако все-таки сделали сравнительный анализ, и оказалось, что эта пыль не имеет ничего общего с золой. — Финч взял пластиковый мешочек с тележки возле трупа и аккуратно открыл его. Потом перевернул и высыпал что-то себе на ладонь. — Видишь? Порошок совсем чистый. Спектральный анализ показал, что частицы тщательно отсортированы и. словно подвергались довольно длительной обработке.
— Ты хочешь сказать, что этот порошок фабричного производства?
— Нет. Не обязательно. Он может иметь естественное происхождение.
Финч ссыпал крупинки обратно в мешочек, однако на ладони у него осталось черное пятно, похожее на родинку.
— Прибрежная галька тоже проходит обработку, и в конце концов все камешки обретают похожую форму. Когда я об этом подумал, то проделал некоторый анализ и ввел результаты в компьютер. Он мне выдал ответ, но я не поверил своим глазам. Пришлось проделать всю работу еще раз.
Финч вытащил из кармана рулон бумаги и вручил его Харгриву, который тупо уставился на колонки непонятных знаков.
— Это ил, — торжественно произнес Финч. — Редкая разновидность черного ила, и имеется он только в одном месте.
— На Темзе? — неуверенно спросил Харгрив.
— На Ниле, мистер Харгрив. То, что мы нашли во рту этого подростка, можно найти только в Египте.
Глава 4
Шарлотта
Контора фирмы “Пол Эшкрофт и Компания” имела тот респектабельный вид, который у Роберта ассоциировался с британским литературным истеблишментом. Неопределенного вида секретарь встретил его и повел по бесконечным узким коридорам и по тесным лестницам, уставленным стеллажами с книгами.
Кабинет мистера Эшкрофта выходил мутными от грязи окнами на улицу. Стены были увешаны обложками рождественских бестселлеров, современных эквивалентов дешевых романов ужасов викторианской эпохи. Эшкрофт оказался маленьким и уже довольно пожилым человеком со смеющимися глазами цвета старой оловянной кружки. Он был подозрительно похож на характерного актера из рекламы жилищно-строительной корпорации, и, наверное, из-за этого сходства Роберт сразу почувствовал себя как дома. Они сели друг против друга за большой зеленый стол, заваленный рукописями и контрактами, и принялись пить жидкий чай. Через некоторое время Эшкрофт отставил чашку и виновато взглянул на Роберта.
— Я бы с удовольствием помог вам, мистер Линден, — сказал он, — но вся штука в том, что Шарлотта Эндсли недавно умерла.
