— Адмирал! — воззвала Николь. — Ну, я же не заложница, и ты меня не насилуешь, я сама отдаюсь! Долго мне так сидеть в прохладе?
Мысленно плюнув от всей души, Мазур сказал:
— Встань-ка…
Поднял крышку ящика и стал доставать пледы, потом слазил в ее сумку и в конце концов отпер охвативший тонкое запястье браслет.
Как и следовало ожидать, оказалось, что и в корзине воздушного шара все совершенно то же самое, только еще и жестковато: раскованная опытная проказница, стоны и жаркий шепот в ухо на языке, которого он не знал… Разве только временами накатывало будоражащее и вызывавшее легонький страх ощущение: пол ними — чуть меньше километра чистого прозрачного воздуха…
Когда поуспокоились и он лег рядом, галантности ради приобняв девушку за шею, Николь покосилась с разнеженным и довольным видом.
— Только подумать — первый русский и где… Можно, я буду рассказывать подругам, как меня трахал русский адмирал?
— Да сколько угодно, — сказал Мазур, не раздумывая, — только помалкивай о некоторых подробностях. Я не о воздушном шаре…
— Будь уверен, промолчу. Я же не дура… Вот только в шар могут не все поверить, решат, привираю…
У нас — поверят, хмыкнул про себя Мазур. С давних пор заведено верить честному офицерскому слову. Бедняга Лымарь, он рассчитывал еще долго проходить в чемпионах…
— Задумался о чем-то? — лениво протянула Николь.
Мазур приподнялся над ней на локте:
— Да вот думаю — то ли тебя всегда после выпивки тянет на секс, то ли были задние мысли…
— Были, ага, — непринужденно созналась Николь. — Ты уж извини расчетливую девочку… В конце концов, тебе ведь было хорошо?
— Гарантийный талон? — фыркнул Мазур.
— Ну да, — столь же безмятежно сказала Николь. — Лишний талон на то, что ты меня не убьешь. Ты только не обижайся, но я женским чутьем просекаю, что ты — старомодный. Тут нет ничего плохого, наоборот, просто великолепно… Для меня, я имею в виду. Ты не сможешь убить женщину, с которой занимался любовью, ведь правда? Как мой дедушка.
— А точнее? — спросил Мазур, доставая сигареты из левого целого кармана штанов.
— Дедушка родился в двадцать пятом, — начала Николь таким тоном, каким детям рассказывают сказки. — В сорок первом ушел в макизары. Это…
— Я знаю. Партизаны.
— Они. Лично ему немцы ничего плохого не сделали, и его семье тоже, но он однажды взял и подался к макизарам. Здоровый был парень, этакий бычок… он все еще жив, у него ферма в Оверни, и коли уж он сейчас смотрится не скрюченным гномом, можно представить, каким был в шестнадцать… Ему после войны дали сразу две медали, а потом — еще пару и какой-то крест… Когда мне было шестнадцать, он приезжал в гости к отцу, пришли еще двое стариков, наших, марсельских, они с ним были в маки. Они вспоминали разные случаи, а я слушала из соседней комнаты — это было интересно… В сорок третьем его чуть не расстреляли свои же. Там, в городке — забыла название, это где-то в Нормандии — была одна девка… Не проститутка, нет, но игривая. Однажды в маки совершенно точно узнали, что она стучит немцам, и те двое, которых недавно взяло гестапо, завалились из-за нее. Ее решили убрать, и командир это поручил дедушке. Дедушка отказался наотрез — потому что он с ней спал. У него к тому времени был на счету с десяток немцев и вишистов, но тут он отказался категорически. Сказал, что не сможет, рука не поднимется. Ну, послали кого-то другого, он ее и пристрелил прямо у нее дома. А дедушку командир сгоряча собирался расстрелять, но потом как-то обошлось… В тебе я чувствую что-то похожее…
— Понятно, — сказал Мазур.
И подумал: дура набитая. В отличие от твоего дедушки я всегда выполнял приказы, твое счастье, что сейчас у меня такого приказа нет…
— Вот, кстати, — сказал он. — А что такое ты мне на ухо нашептывала?
Николь, подтянув плед до шеи, загадочно улыбнулась:
— Ну, это всякие слова — марсельские… Для тех случаев, когда девушка довольна… — и вкрадчиво спросила: — Ты будешь меня снова пристегивать? Говоря по совести, рука затекла…
— Не буду, — сказал Мазур. И, видя, как она заулыбалась, решил чуть-чуть поддать холодку: — Только не потому, что разнежился. Видишь ли, есть веская причина доверять всему, что ты о своей роли в событиях рассказала. Будь и ты агентом, как Патрис, у тебя тоже было бы в сумке удостоверение, и уж наверняка оружие. Никто ведь у вас не предвидел такого финала — что партию выиграю я и смогу обыскать ваши сумки. Кто мог предвидеть? А у тебя ничего не было. Только набор эксперта. Веский аргумент в твою пользу.
И он с мастерством русского человека стряхнул пепел в горлышко пустой бутылки из-под кока-колы — кто их знает, эти сухие доски пола, могут заняться от случайной искры, а русский человек славен еще и тем, что под пепельницу приспособит что угодно…
— Опять рационализм и логика… — с наигранной грустью сказала Николь. — А я-то, глупенькая, решила, что у тебя появились теплые человеческие чувства…
— А какая разница? — сказал Мазур. — Главное, я тебе поверил и больше не стану пристегивать…
Николь протянула тоном заговорщицы:
— Если ты сходишь за новой резинкой, я еще смогу рассказывать подругам, что брала в рот у русского адмирала…
Был в этом предложении определенный интерес. Тщательно потушив окурок о внутреннюю поверхность горлышка, Мазур протолкнул его внутрь и сказал:
— Не самая глупая идея…
— Вот и мне так кажется… — промурлыкала любительница гарантийных талонов.
Бедняга Лымарь, без особого сочувствия подумал Мазур. Но тут уж ничего не поделаешь, игра всегда шла честная…
Он успел только вылезти из-под пледа в сине-красно-черную, вроде бы шотландскую, клетку.
Николь отчаянно завизжала от неожиданности — да и он в первый миг оторопел, но тут же понял, в чем дело. И прикрикнул:
— Не ори!
Но она и так уже замолчала, непроизвольно прижавшись к нему. Они оказались в непроницаемом молочно-белом тумане, таком густом, что Мазур не видел и собственных ног, не говоря уж о сиденье, где лежали его куртка, кобура и нож. Промозглой прохлады прибавилось, и это было не самовнушение, а реальность.
Ничего страшного не произошло. Он сто раз наблюдал такое из иллюминатора самолета, когда тот на взлете или посадке оказывался в облаках. Всего-навсего облако. Совершенно безобидная вещь здесь, в небе, где, в отличие от земли, в столь непроницаемом тумане ни в кого не въедешь, а вот на машине — запросто…
— Спокойно, — сказал он прижавшейся к нему девушке. — Просто-напросто в облако попали.
— Облако… — спокойно повторила Николь и вдруг выкрикнула уже испуганно: — Облако?!
Только теперь дошло и до Мазура, в отличие от нее, летевшего на воздушном шаре впервые…
