Он ничуть не удивился, услышав не голос «Фредди» или чей-то вообще незнакомый, а голос Лаврика — чуть насмешливый и определенно радостный. Лаврик практически всегда объявлялся к финалу завершать операции, которыми руководил. Как бывало не раз, Мазур почувствовал некоторое облегчение, прекрасно знакомое людям его профессии и в его положении: теперь с него снималась часть ответственности, было кому принимать главные решения и отдавать главные распоряжения.
— Вышел к цивилизации, бродяга?
— Вышел, — сказал Мазур. — Проблем нет, хлопот нет. Завтра прикачу.
— Вундеркинд, — сказал Лаврик едва ли не растроганно. — Ну что же, нет ничего нового, что тебе следовало бы знать. Чтобы тебе на такси не тратиться, я за тобой пришлю машину. Слушай внимательно…
— Выслушал, — сказал Мазур, когда Лаврик закончил.
— Теперь так… Будешь звонить Русалке, скажи ей строго то, что я тебе сейчас скажу. Усек?
— Не первый год замужем, — сказал Мазур. — Валяй.
Когда Лаврик отключился, Мазур спокойно выкурил сигарету и набрал номер Олеси. Она откликнулась после двух гудков. Голос, как и в прошлый раз, был спокойным — но напряженность таилась где-то в глубине.
— Вот и я, милая, — сказал Мазур. — Можно сказать, в двух шагах, посреди некоторой цивилизации. Все нормально, все спокойно, я в полной безопасности… вот только приключилась маленькая неприятность. Одна из тех, которые заранее предвидеть никто не может, даже я.
— Что случилось? — вот теперь настороженность и тревога прорвались наружу.
— Да пустяки, — сказал Мазур. — Дела это не касается и нисколечко ему не вредит. Неприятность, можно смело сказать, чисто личного характера. Пустяк. Так что не беспокойся, я тебя умоляю, не из-за чего, честное слово. Все идет, как по накатанной.
И явственно расслышал, как она облегченно вздохнула — в сторону, конечно, не в трубку. Быстро сказала:
— Когда ты приедешь?
— Послеобеденным поездом, — сказал Мазур. — Я бы тебе сказал точное время, но ты же сама знаешь здешние поезда, даже самые комфортабельные, не делают культа из расписания… Словом, после обеда.
— Отлично. Тут же позвони с вокзала. Я пришлю машину.
— Конечно, — сказал Мазур. — Черт…
— Что такое?
— Батарея дохнет. Негде было подзарядить, а здесь не успел еще.
— Ну ладно. Звони с вокзала.
«Нежная и удивительная!» — припомнил Мазур фразу из классиков, откровенно ухмыльнувшись. Позвоню, конечно, мы люди завсегда исполнительные. Не с вокзала, правда, но непременно после обеда…
Теперь пора было подумать и о респектабельном внешнем облике — здесь он в своем наряде как раз привлекал гораздо больше внимания, чем в глухомани. Особо мудрствовать не следовало: он собирался поступить в стиле героя одного из своих любимых романов — геолога, придумавшего простой и гениальный способ наводить на себя респектабельность, после окончания полевого сезона выйдя из тайги в затрепанной, прожженной у костров спецодежде и стоптанных сапогах. Ловится такси. Водителю дается инструкция ехать «в большой универмаг не в центре». И примерно через полчаса оттуда выходит вальяжный субъект, даже при шляпе и галстуке, а ненужная больше одежда отправляется в ближайшую урну.
Так он и поступил. Благо и в Инкомати схожие привычки были в ходу: вышедшие из джунглей с полным карманом старатели как можно быстрее придавали себе насквозь респектабельный вид, чтобы побыстрее окунуться в море разливанное дорогих удовольствий.
И безбожно жировали при этом, украшая себя золотыми мужскими побрякушками и влезая чуть ли не в смокинги.
Мазур такими глупостями заниматься не собирался. И потому минут через сорок вышел на улицу в модном и добротном, но отнюдь не роскошном светлом костюме, при чуточку консервативном галстуке — чиновник средней руки, не особенно зажиточный бизнесмен, турист из среднего класса. Каждый грошик не считает, но и особенно скряжничать не будет. Золотая середина. Вдобавок там же прикупил себе очки, опять-таки в несколько старомодной оправе, с простыми стеклами, а в парикмахерской выбрал прическу, которую никогда прежде не носил. Щетину возрастом в несколько дней оставил — это тоже работало на изменение внешности, к тому же было нынче в моде. Нельзя сказать, чтобы он теперь совершенно не походил на себя прежнего, но заинтересованные лица, у которых имелись его фотографии, опознали бы его далеко не сразу, и уж никак не с беглого взгляда.
Купил еще большую яркую сумку, вполне подходившую для туриста, уложил в нее свою старую, от которой за милю шибало казенщиной. Остановил такси и поехал в небольшой, но приличный отель в двух шагах от железнодорожного вокзала.
Пока что жаловаться на жизнь не было ни малейших причин.
Эпизод второй. Ангелы ада
Очень многие согласятся: самое тягостное во вполне мирном и безопасном путешествии — его финал. Когда оставшееся до прибытий время исчисляется чуть ли не минутами, а расстояние — чуть ли не метрами. Самолет идет на снижение неимоверно долго, поезд едва ли не плетется по городу, в который ты направляешься. Так что все в тебе прямо-таки зудит от нетерпения.
Мазур, к некоторому его сожалению, был как раз из тех, кто этот зуд всегда испытывал. Последний отрезок маршрута оказался, пожалуй, самым безопасным: ночевка в привокзальном отеле обошлась без эксцессов, как и поездка в поезде. Спальных вагонов тут, как и во многих европейских странах, не знали, но кресла в четырехместном купе были достаточно просторными и мягкими, чтобы поспать сидя.
Мазур, разумеется, ни спать, ни дремать и не подумал — притворяясь спящим, был готов к любым неожиданностям. Каковых так и не последовало. Соседи за все время пути так и не покусились ни на его драгоценный груз, ни на него самого. Сидевший рядом с ним, у окна, чёрный толстяк, едва поезд тронулся, с полчаса усердно штудировал какие-то деловые бумаги, а покончив с этим серьезным; занятием, извлек солидную пузатую фляжку ёмкостью не менее пол-литра и без закуски начал помаленьку истреблять ее содержимое — судя по запаху неплохой виски. Проделывал он это в одно лицо: Мазур почти сразу притворился дремлющим, а соседям напротив — молодой белой парочке, и смысла не было предлагать: они, едва поезд тронулся, забыли об окружающем мире и занялись исключительно друг другом. То ли молодожены, выбравшиеся на медовый месяц в Африку, то ли просто любовники, получившие наконец должное уединение и полнейшую анонимность. Скорее второе — очень уж пылко миловались. А когда в вагоне по ночному времени погасили свет и осталась только крохотная лампочка над стеклянной дверью, и толстяк уснул, одолев фляжку до дна, занялись вовсе уж раскованными забавами с соответствующим звукорядом.
Утром они выглядели совершенно свежими, будто безмятежно дрыхли всю ночь — а толстяк смотрелся ничуть не похмельным, как будто и не он без закуски истребил пол-литра виски. Наш человек, мельком подумал Мазур, доставая сумку из-под кресла. Поезд вот-вот должен был остановиться, уже виднелось слева белое здание вокзала, но Мазур и не думал расслабляться, наоборот, оставался собранным и готовым ко всему, как ждущий своего часа взрыватель мины. Среди множества поганых фокусов, за тысячелетия изобретенных теми, чья жизнь протекает на теневой стороне улицы, есть и такой: дичь на протяжении всего пути не трогают, ведут как можно более искусно — а вот по достижении цели, когда как-то автоматическим подразумевается, что все опасности позади, и человек расслабляется, его аккуратненько и берут…
