– Ну, пачками не пачками, а пропадают. – Старушка на Анжелику не смотрела, не сводила глаз с Эльзы. – Раньше реже, а последние лет двадцать все чаще.
– И что у вас тут за бермудский треугольник такой?
– Это Погоня, – сказала баба Маланья и снова зачем-то взяла Эльзу за руку. – По всему видать, просыпается Погоня.
– Какая Погоня? – спросили они с Марфой в один голос. А Эльза промолчала, словно понимала, о чем речь.
– У нее много имен. – Старушка больше не смотрела ни на одну из них, приставив ладонь козырьком ко лбу, она всматривалась в стремительно темнеющее небо. – Гроза собирается, – сказала задумчиво.
– Так что за погоня? – Анжелика сдаваться не собиралась, не в ее это правилах. И пусть бабулечка явно немного того, но можно попытаться выудить из нее хоть какую-то полезную информацию. Чуяло сердце – еще не раз доведется пожалеть о своем решении отправиться в эту чертову экспедицию.
– Старики называли ее Врановой погоней, а мамка моя, царствие ей небесное, говорила про черную Погоню. Только как ее ни назови, результат будет один… – Старушка ухватила одной рукой Эльзу, второй Анжелику и Марфе кивнула требовательно. – А ну, в дом идите, девки! – И потянула к крыльцу с неожиданной силой.
Перед тем как она захлопнула дверь, в избушку проскользнула кошка, заметалась по углам, а потом запрыгнула на подоконник, едва не скинув на пол горшок с геранью. А старушка уже запирала дверь на засов, зажигала керосинку. Темно стало в одночасье, и электричество пропало. Электричество Анжелика первым делом проверила, поклацала по выключателю. Нет электричества! Ясное дело – последний оплот цивилизации…
А старушка зажигала не только керосинку, от горящей в красном углу лампадки она зажигала еще и тонкие церковные свечи, шептала что-то неразборчивое. Молитву? Вот как у них тут принято готовиться к грозе. Уж лучше бы они переночевали в монастыре. Тамошним обитателям, конечно, хлопоты и соблазн, зато им спокойнее.
В окно ударила первая крупная капля. Какая-то слишком крупная, судя по звуку. Зашипела, замяукала кошка, и Анжеликин крыс вдруг соскочил с ее плеча, стрелой метнулся к окну, по занавеске забрался на подоконник, встал на задние лапы рядом с кошкой. Вот прямо плечом к плечу встал. И как-то сразу стало понятно, что кошка его не обидит, что у них на двоих с крысом появился какой-то новый враг.
– Что это? – шепотом спросила Марфа. Она переводила испуганный взгляд со старушки на зверушек.
А Анжелика смотрела на Эльзу. Эльза точно знала, что это! Знала и боялась! А еще к чему-то готовилась. К чему-то страшному…
– Что там? – Анжелика дернула ее за рукав. Требовательно дернула. – Что там за окном?
– Там птицы, – Эльза вытянулась в струну, сжала кулаки. – Ты только не бойся, – на Анжелику она посмотрела так, словно та была маленькой беспомощной девочкой. – Они сейчас нападут…
– Погоня, – шептала старушка, расставляя свечи по углам комнаты. – Вы, девки, спрашивали, что за погоня. Вот сейчас и увидите. К окнам только близко не подходите. Мамка моя, царствие ей небесное, двери и окна заговорила, но это давно было, я не знаю, как оно сейчас.
А сейчас было плохо. В заговоренные – надо же, Анжелика была готова поверить даже в такое! – в заговоренные окна бились птицы. Так много птиц, что за их черными телами не разглядеть ничегошеньки. Бились в окна, бились в дверь с такой силой, что та ходила ходуном и, казалось, вот-вот слетит с петель. Но и хлипкие с виду окна, и дверь пока держались под этим черным напором, на стеклах не появилось даже трещин.
Надолго ли?..
– Давненько вас не было. – Баба Маланья расставила свечи и сейчас рассыпала по порогу и подоконникам соль. – Проснулся ваш хозяин? Проснулся?! – И голос ее изменился, из слабого, дребезжащего сделался сильным, почти громовым. Да и сама она вроде как выше ростом стала. Или так просто казалось из-за сумасшедшей пляски теней? – Забыла я многое. Мамка говорила – учись, Малашка, пригодятся тебе мои знания! А мне не до знаний, я на танцы да за кавалерами… – Летела соль, оседала белой пылью на черной кошачьей шерсти, а следом за солью летело зерно, прямо под ноги Анжеликиному крысу. – Не знаю, сколько получится удержать. Вы только, девки, к окну не подходите!
Кто б еще слушался старших. Эльза вот не послушалась. К окну она шла медленно-медленно, выставив перед собой руки, словно слепая. И Анжелика – дура такая! – перлась следом как привязанная. И даже трусиха Марфа перестала дрожать, встала по правую Эльзину руку. Три девицы под окном…
Три девицы под окном, а за окном… А за окном – тот самый в птичьей маске, стоит так близко, что, если бы не заговоренное стекло, можно было бы потрогать острый клюв его маски и такой же острый серп, перепачканный во что-то черное.
– Кто-нибудь еще его видит? – Во рту пересохло, и говорить нормально не получалось, получалось шипеть.
– Я вижу, – сказала Эльза тоже чужим, незнакомым голосом.
– И я, – выдохнула Марфа. – Божечки, я его уже видела раньше.
– Видите? – Старушка стала за их спинами, близко к окну не подходила. – Вы его видите, девки?
– Кто это? – спросила Анжелика, не в силах отвести взгляд от по-птичьи черных глаз.
– Это Вран, хозяин черной Погони. Видать, ослабли путы, если может явиться вот так, во плоти.
– Он не во плоти.
Эльза, самая бесстрашная из них, уперлась ладонями в припорошенный солью и зерном подоконник, потянулась к тому, что стоял с той стороны. В черных птичьих глазах полыхнуло красное пламя, и стало ясно, что это не пламя, а отражение свечей бабы Маланьи. И носатой маски на самом деле нет, это сорванная с бельевой веревки тряпка. А черные одежды – на самом деле птицы. Десятки птиц, сцепившихся когтями, крыльями, клювами в единый вихрь.
И вихрь этот изменялся прямо на глазах, приобретал иную форму, пока не превратился в таран, острие которого было нацелено прямо в окно…
– Не удержу я его, девки… – прошептала баба Марфа. – Не хватит на то моих сил…
– Я попробую. – Эльза аккуратно, даже нежно сняла с подоконника сначала свою кошку, потом Анжеликиного крыса, уперлась ладонями, на сей раз уже в стекло, как раз в то место, в которое ударил черный таран.
Удар был сильный, вздрогнула избушка, погасли зажженные старушкой свечи, а по черной глади стекла побежала первая трещина. Эту трещину Эльза зажала ладонью, словно бы одному человеку по силам противостоять такой мощи. Одному, может, и не по силам. А если двоим? Стекло было холодным, как лед на реке. И река эта вот-вот должна была вскрыться, выплеснуться на волю черной водой.
– Я помогу, – рядом встала Марфа. Дышала она часто и сипло, как загнанная лошадь, но ладони к стеклу прижала решительно. – У меня вряд ли получится, но я помогу.
А ведь у них получалось. Черный таран бился и бился, разлетался на осколки из мертвых птиц, собирался по новой, превращаясь то в одного свирепого зверя, то в другого. А они все держали, шестью ладонями прикрывали тонкие прорехи, через которые в их маленький мирок рвалась ожившая тьма.
