– Ваше благородие, разрешите войти?
На пороге появляется наш новичок, который тут же вытягивается в струнку и докладывает капитану Бойко:
– Ваше благородие, честь имею представиться, ефрейтор Хаймин, явился в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы.
Во время доклада стараюсь повнимательней рассмотреть пополнение. Невысокий, худощавого телосложения, слегка оттопыренные уши, нос с небольшой горбинкой, традиционно грустные и немного настороженные еврейские глаза. Но самое главное, что сразу сбивает с толку и, как магнит, притягивает взгляд – Георгиевский крест на гимнастерке, только вместо святого Георгия изображен двуглавый орел. Так, а вот отсюда – поподробнее!..
– Вольно… Ефрейтор, тебя как по-человечески зовут? Ну, имя, отчество?
– Яков, сын Моисеев, ваше благородие.
– А покороче?.. Ну, как на прежнем месте звали? – Странно, вроде бы Георгиевский кавалер, а мнется, как гимназистка на первом свидании. – Что замолчал? Я ж не из простого любопытства спрашиваю. Вдруг надо будет тебя очень срочно позвать, и что?.. Орать «ефрейтор Хаймин» прикажешь? Только о первое слово язык сломать можно.
– …Телефонными жидами звали, ваше благородие… Я – первый жид, Сеня – второй…
Нифигасе!.. Смотрю в нарочито пустые глаза, за которыми где-то очень глубоко спрятаны все эмоции. Кажется, надо менять тему…
– Ну, здесь тебя так звать вряд ли будут… За что крест получил?
– Там в бумагах все указано, ваше благородие, – Хаймин отвечает чуть охрипшим голосом, кивая на папку в руках Валерия Антоновича.
– Ефрейтор!.. Неужели ты думаешь, что я дослужился до штабс-капитана и не умею читать?! – подпускаю немного металла в голос. – Когда мне надо будет, прочитаю, а сейчас хочу от тебя услышать ответ! Понятно?
– Так точно, ваше благородие! – Хаймин снова вытягивается по стойке «смирно». – За то, что под сильным артиллерийским и ружейным огнем, будучи тяжело раненным в ногу, поддерживал связь командира артиллерийского дивизиона со штабом Четвертой Туркестанской бригады…
– Приказ войскам Кавказской армии от апреля второго числа тысяча девятьсот пятнадцатого года за нумером… – зачитывает из папочки Валерий Антонович, – а тако же отрыл из землянки, разрушенной снарядом, двух телефонистов и неоднократно восстанавливал порванные неприятельским огнем провода.
– Ну, так ты вообще – герой!.. Речь грамотная, акцента почти не слышно. Гимназию окончил?
– Так точно, ваше благородие. Потом еще наборщиком в типографии работал.
– Надеюсь, не подпольной?.. Да не напрягайся ты так, шучу я… Последний вопрос. Про вероисповедание. Надеюсь, за гоев ты нас не считаешь и в субботу работать можешь.
Дождавшись утвердительного кивка, продолжаю общение:
– Короче, дела такие, Яков Моисеевич. Ты уже наверняка заметил, что у нас батальон не такой, как другие, и порядки в нем особые. Так вот, если ты не уверен, что сможешь сохранить в тайне от кого бы то ни было то, что узнаешь… Лучше скажи сразу, мы тебя обратно отправим или другое место найдем. Но если ты остаешься в батальоне, ты – наш до последнего вздоха. И если выяснится, что ты кому-то что-то о нас ляпнул, то… Ну, ты сам понимаешь… Минута – тебе подумать, время пошло. – Демонстративно достаю часы и смотрю на секундную стрелку.
– Ваше благородие, я согласен. – Ефрейтор честно смотрит на меня.
– Хорошо. Служить пока будешь в моей роте. На занятия – вместе со всеми. Может, еще и наставника к тебе приставлю. Через месяц вместе с разведчиками сходишь за линию фронта. Там тихонько прирежешь какого-нибудь германца, заберешь его винтовку, она будет твоим личным оружием. Сподобишься – станешь полноправным солдатом батальона. Вопросы есть?.. Нет? Замечательно… У меня к тебе последний вопрос: твой друг Сеня сможет у нас служить? Сразу отвечать не надо, через пару дней, когда прочувствуешь, что и как, подойдешь и скажешь. Договорились?.. Все, иди, найдешь фельдфебеля Остапца, он тебе койку определит…
* * *
Последнее и самое важное событие происходит после вечерних посиделок в абсолютно мужской компании. Маше срочно понадобилось что-то сделать в лаборатории, а моя ненаглядная сослалась на усталость и легкое недомогание и ушла к себе. Причем жалобы на плохое самочувствие я слышу со дня приезда уже не в первый раз… Так что мы быстренько почаевничали, скорректировали планы на завтра и разошлись.
Не успеваю переступить порог, как меня встречают раздраженный Дашин взгляд и маленький монолог на повышенных тонах:
– Денис! Ты опять накурился своих противных папирос?.. Ф-фу! Будь любезен, сейчас же прополощи рот и почисти зубы!.. И, пожалуйста, оставь сапоги в коридоре, они ужасно сильно воняют ваксой! Просто невозможно дышать!..
Открываю рот, чтобы возразить, но, подумав пару секунд, тут же его захлопываю и иду выполнять требуемое. В конце концов, может быть, действительно это всё неприятно пахнет. Хотя раньше моя красавица не придавала этому никакого значения. Интересно, что за вредность в ней проснулась?.. Возвращаюсь обратно, открываю дверь, Даша, пошатываясь и стараясь опереться обеими руками на краешек стола, смотрит на меня мутнеющим взглядом!.. Рывок вперед, секунда, и я подхватываю ее на руки.
– Дашенька, солнышко, что с тобой?! – Аккуратно опускаю ее на кровать и сажусь рядом на краешек. – Тебе плохо?.. Ты заболела?..
– Нет, все уже хорошо… Просто голова немного закружилась… – голосок слабый и неуверенный. – Мне уже лучше, сейчас встану…
– Нет, нет, полежи чуть-чуть, на тебе лица нет, вся бледная как полотно! Давай я тебе водички принесу! Или морсика!..
– Морса не надо, он противный… – Моя милая морщится, как будто я предложил ей сырую лягушку. – Дай мне воды… Только холодной!..
Хватаю чашку, вихрем несусь на кухню, набираю из кувшина воду… Когда прибегаю обратно, Даша уже сидит на кровати. Делает два глотка, снова морщится:
– Теплая… Ну, ладно, пусть будет…
– Ты не простудилась часом, маленькая? Может, доктора Пашу позвать?
– Не надо, здесь он не поможет… – Жена как-то по-особенному смотрит на меня. – Денис, сядь рядышком, обними меня…
С удовольствием и облегчением выполняю ее просьбу. Вроде отлегло, стало лучше…
– Доктор Паша мне не поможет… И не болезнь это… – Дашенька смотрит мне прямо в глаза, желая там увидеть что-то только ей понятное. – Денис… Я… Я – беременна…
Ё…!! А…!! Ну…!! Да это ж…!! Ну ё…!!!
Все мысли и слова куда-то исчезают, в голове остаются только многоточия и некоторые гласные. Да, слов особенно и не надо, моя ненаглядная читает все на моей обалдело счастливой физиомордии, несмело улыбается и легонько чмокает меня в щеку.
– Даша!.. Солнышко мое!.. Любимая моя!.. Я… Мне… Это же такая замечательная новость!.. – Очень трудно разговаривать, когда путаются мысли и заплетается язык. – А это точно?.. А когда?.. А какой срок?..
