– А что может быть хуже? – в голосе Воронцова неприкрыто звучит растерянность и удивление.
– Петр Всеславович, не обращайте внимания. Наш штабс-капитан любит иногда вот так пожонглировать словами, – улыбаясь, объясняет Павлов.
– А вариант Канатчиковой дачи или аналогичного заведения вы не рассматриваете, Иван Петрович? – пытаюсь противоречить академику. – И, на мой взгляд, это еще хуже, чем кладбище. На погосте тихо, спокойно, никто не орет, не дерется, друг другу не мешает, санитары со смирительными рубашками не бегают. Как там пелось в песенке?
Там, на кладбище, так спокойненько,
Ни врагов, ни друзей не видать,
Всё культурненько, всё пристойненько,
Исключительная благодать…
– Ну всё, раз Денис Анатольевич начал хохмить, серьезному разговору – конец. – Келлер облегченно оглядывает собравшихся за столом. – И, правда, Иван Петрович, дайте нам хоть вечер на осмысление сказанного сегодня.
– Хорошо, только еще пару слов о планах на завтра. Оглашаю диспозицию: на вокзал встречать великого князя Михаила Александровича едут генерал Келлер и штабс-капитан Гуров. Вас, господин ротмистр, я прошу остаться на месте. К сожалению, некоторые «господа офицеры, голубые князья» никак не могут избавиться от сословных предрассудков и аллергии к голубым мундирам. Ничего, со временем мы мозги им вправим, а пока не будем резко нарушать традиции. Кстати, Петр Всеславович, вы уже выяснили, кто его сопровождает?..
Глава 16
Семёново жилище нашёл не сразу, он обитал в одном из многочисленных «общежитий» для персонала Института – длинном бревенчатом доме, разделенном внутри на десяток комнат с общим коридором. Нахожу нужную общагу, рядом с крыльцом какой-то паренек в затертой телогрейке пытается с помощью маленького топорика наделать кучу щепы из небольшой чурочки.
– Хозяин, не подскажешь, где тут Семена Игнатова найти?
– Дядь Сёму? Так нету его. – Хлопчик отрывается от своего занятия и внимательно оглядывает меня с ног до головы. – Он на обход пошедши… А вы ему хто будете, вашбродь? Новый начальник?
– Нет, просто старый знакомый, вот, заехал по случаю, хотел повидаться.
– Так пойдемте в дом, чего на улице мерзнуть?
Юный дровосек собирает щепки в охапку и идет внутрь, показывая дорогу. Несколько шагов по полутёмному коридору, и захожу в небольшую, чисто прибранную комнату. Две по-солдатски аккуратно заправленные кровати, стол у окна со стоящей посередине керосиновой лампой, пара табуреток, небольшой шкаф возле глухой стены, полки с разной утварью, в красном углу – икона.
– Вы садитесь, вашбродь, а я щас котёл гляну и самовар поставлю, дядь Сёма вот-вот возвернуться должон.
Парень, который, скорее всего, – тот самый Матюша, уносится по коридору.
Не торопясь, ещё раз оглядываю комнату. Спартанская простота, ничего лишнего. Электрическая лампочка в простеньком абажуре под чисто выбеленным потолком, на полках какие-то мешочки, жестяная коробка с чаем, горка посуды, накрытая рушником. Возле входа на половичке стоят сапоги и две пары домашних чуней, обрезанных из ношеных валенок. Над ними – вешалка, на которой висит какая-то одёжка и старая солдатская шинель. Снимаю свою, вешаю рядом, сверху на полку приспосабливаю папаху. Тепло, умиротворяюще и совсем по-домашнему пахнет пряными сушеными травками.
Частые шаги в коридоре отвлекают от разглядывания, на пороге появляется давешний тинейджер. Невысокого росточка, худющий, как швабра, тёмные волосы, чуть оттопыренные уши, глаза – пока не разглядел какие, темновато здесь.
– Ну, давай знакомиться, меня зовут Денис Анатольевич. А ты, как я понимаю, – Матвей?
– Ага… Ух ты!.. Так вы дядь Сёминым командиром были? – Парнишка прилипает глазами к моему «иконостасу», на лице читается уважение пополам с восторгом. – Он про вас рассказывал! Про тое, как вы с ним германца воевали!
– Ну, раз ты про меня все знаешь, тогда расскажи о себе.
– А чё там рассказывать?.. Сами мы из-под Ковны. Батя шорником был, упряжь, хомуты да всякую кожаную утварь мастерил. – Матвей становится серьёзным, даже вроде как повзрослел парень на глазах. – Как германец наступать начал, решили мы уйтить подалей. Скарб на телегу погрузили да и двинулись с остальными. У мамки моей тута, под Москвой, брательник жил, дядька мой, к нему и собрались. В дороге телега сломалась, мы покуда колесо чинили, одни остались, все вперед ушли. Хорошо, солдаты мимо проходили, подсобили малость… А ближей к ночи из лесу другие солдаты вышли. Стали спрашивать, кто мы да откуда, да не шпиёны ли мы германские. А потом ихний старшой сказал, што обыск учинить надо. Они всё с телеги поскидывали и дербанить начали. Батя смекнул, што разбойники эта, с ножиком на главного ихнего кинулся, да его сзаду штыком закололи… И мамку тож, штоб не кричала… – парень на мгновение замолкает, судорожно стиснув челюсти, потом продолжает прежним монотонно-ровным тоном, будто отвечает выученный урок, и только во взгляде проскакивают старательно маскируемые огоньки боли. – Я кинулся ее защитить, а меня – прикладом по башке, да так, што дух вон…
– Извини, Матвей, что душу разбередил. Если не хочешь, не рассказывай.
– Я уже привыкши – столько разов рассказывал… Подобрали меня другие беженцы, с ними и пошел до Минска. А потом где к обозу пристану, где на ешелоне, штоб никто не видел, а так – всё пешком. Добрался до Москвы, пошел по деревням выспрашивать про дядьку сваво. Тока не нашёл. А тут осень началася, дожди, холода. Спасибочки ихнему благородию ротмистру Воронцову, он тута над охраной главный. Разрешил перезимовать, к работе приставил – котлы и печки смотреть, харчевать дал в столовой. А еще говорят, што жандармы – плохие!.. А потом я с дядькой Семёном познакомился. У его-то одной руки нету, так я ему помогал маленько. А он и взял меня к себе жить. Сказал, коль зовешь меня дядькой, так и буду им тебе замест настоящего. А ты племяшом будешь, коль захочешь. Ну я и согласился. Дядь Сёма-то мужик крепкий, да не всё в доме с одной рукой сделаешь. Вот так теперича и живём с ним… Ой! Про самовар-то позабыл! Я щас, быстро!..
Матюша снова убегает на кухню, а я остаюсь переваривать услышанное. В коридоре снова слышны шаги, на этот раз, кажется, того, кто мне нужен. Открывается дверь, и на пороге появляется Семён. Поднимаюсь с табуретки, делаю несколько шагов вперед и, повинуясь какому-то внутреннему толчку, стискиваю в объятиях своего бывшего подчиненного.
– Ну, здорово, земляк-сибиряк!
– И тебе поздорову, командир! – тот уже улыбается, оправившись от неожиданности. – К прохвесору в гости приехал, небось?
– Угадал. И к тебе решил заглянуть, посмотреть как ты здесь.
– Да вот, обходчиком служу. Пока зима – через день на лыжи, и вокруг, по лесу. То ротмистр Воронцов мне службу придумал. Ты, говорит, Семён, лесовик-охотник, вот и пробегись, мол, посмотри, как там да что. Нет ли каких следов чужих аль людишек посторонних.
