Причем опять-таки цветное изображение было звуковым и абсолютно не слышалось ничего характерного, сопровождающего работу патефона.
Наш августейший гость был поражен. Когда свет снова зажегся, он подошел к аппарату и после внимательного осмотра потребовал объяснений. Естественно, что в качестве лектора выступил опять Павлов. Судя по всему, ему очень понравилась роль капитана Немо, просвещающего наивного профессора Аронакса.
– Видите ли, Михаил Александрович, во втором случае мы использовали в качестве носителя звуковой информации не граммофонную пластинку, а гибкую целлулоидную ленту, покрытую очень мелкими стальными опилками при помощи столярного клея. А в целом, этот аппарат является развитием телеграфона Поульсена. Кстати, еще в одна тысяча девятисотом году он записал на стальную проволоку несколько слов, сказанных императором Австро-Венгрии Францем-Иосифом. Ваше императорское высочество, не желаете ли стать вторым в истории августейшим лицом, чей голос сохранится на века?
Естественно, что Михаил Александрович был польщён и не смог отказаться от этого предложения. В предложенный ему микрофон он чётко и с расстановкой произнес: «Находясь в Институте академика Ивана Петровича Павлова, я, генерал-адъютант и великий князь Михаил Романов, поражен теми чудесами, которые способна творить наука государства Российского». Через пару минут его слова прозвучали в тишине «кинозала», затем некоторую паузу вновь прервал Павлов:
– К сожалению, вариант с магнитофоном, так мы предварительно окрестили сей аппарат, пока малопригоден к работе вне лабораторных стен. А вот короткие киносюжеты, подобные сцене с Александром Невским, или песня, исполненная известным певцом, например Шаляпиным, снабженные граммофонной пластинкой, вполне можно показывать везде, где есть электричество, ибо ручной привод не способен обеспечить необходимую синхронность… А теперь, Михаил Александрович, милости прошу попить чайку. Долгой беседе чай не помеха.
В «чайной комнате» уже сидели врач и отец Александр. Великий князь, который во время медосмотров уже успел познакомиться с Михаилом Николаевичем, поприветствовал его кивком головы и подошел к батюшке за благословением.
Чай, а также сопутствующие ему вкусняшки оказались очень кстати. Разговор от новаций технических плавно перетёк к новинкам книжным вообще и к романам фантастов в частности, в которых авторы смогли предсказать будущее. Великий князь, проживший в Британии несколько лет и имевший английское воспитание, вполне комплиментарно отозвался о книгах Уэллса.
– Знаете, господа, насколько проницателен этот писатель. В книгах «Война миров» и «Война в воздухе» он предсказал применение отравляющих веществ и летательных аппаратов. Всё то, с чем мы столкнулись на передовой.
– Вы правы, Михаил Александрович, остаётся только надеяться, что его мрачные прогнозы в романе «Освобожденный мир» о создании чудовищной бомбы так и останутся на бумаге. Но случается и иное, даже гений великого писателя не всегда способен уследить за причудами технического прогресса. Сам Жюль Верн после выхода в свет книги «Двадцать тысяч лье под водой» был в отчаянии от того, что у капитана Немо не было торпеды, которую в реальности уже испытали, и пытался сжечь весь тираж. Так и Уэллс, с его «Машиной времени»… Не всегда всё решается бездушным механизмом, но, напротив, очень часто – вмешательством свыше…
Позвольте, Михаил Александрович, задать вам неожиданный вопрос: а что бы вы стали делать, если каким-то чудом перенеслись в Порт-Артур за день до вероломного нападения японцев, но не в ипостаси великого князя, брата императора и на тот момент – наследника престола, а простым поручиком?
Великий князь, не ожидавший подобного поворота разговора, носившего до этого чисто умозрительный характер, ненадолго задумывается и решительно заявляет:
– Я бы выполнил долг русского офицера, поднял тревогу или обратился лично, например, к наместнику Алексееву.
– И оказались бы или под арестом, или в смирительной рубашке, – уверенно ответствует Павлов, – надеюсь, вы помните печальную судьбу Кассандры? Так у неё было значительно больше времени, да еще и статус царской дочки. А если я вас не убедил, то давайте проведём небольшой эксперимент… Но для его чистоты мне потребуется помощь присутствующих здесь отца Александра, доктора Голубева, генерала Келлера, а также нашего геройского штабс-капитана… Прошу вас, коллега, приступайте, – с этими словами Павлов жестом руки предлагает вступить в разговор Михаилу Николаевичу.
– Господа… – несколько волнуясь, начинает доктор, – я по роду своей профессиональной деятельности длительное время занимаюсь изучением и лечением различных психических расстройств. В разное время штабс-капитан Гуров-Томский и генерал Келлер после ранений проходили лечение под моим наблюдением. Могу сказать однозначно – они не страдают никакими душевными недугами. А работая под руководством Ивана Петровича, я бы непременно заметил у него психическое расстройство, если бы оно, конечно, существовало… В общем, я свидетельствую, как врач, что все трое не страдают никаким расстройством психики и находятся в трезвом уме и твердой памяти… Прошу, вас, отец Александр, продолжайте…
Батюшка, демонстративно не замечая недоуменного выражения лица великого князя, читает короткую молитву и окропляет присутствующих святой водой, после чего выносит свой вердикт:
– Я, дивизионный благочинный отец Александр заявляю, что присутствующие здесь лица не являются колдунами и не обуяны бесами…
Федор Артурович, встав из-за стола, выпрямляется в свой двухметровый рост и, сняв узорчатое покрывало, скрывавшее на столе, как выяснилось, его шашку, кладет правую руку на лезвие и торжественно заявляет:
– Ваше императорское высочество! Я, генерал-лейтенант граф Келлер, на этом клинке клянусь: всё, что вы сейчас услышите, правда и только правда, и присутствующие здесь желают только одного – спасти Россию и царствующую династию от страшной судьбы, которая ей уготована врагами внешними и внутренними!
Михаил Александрович, автоматически поднявшись в ответ на столь торжественное заявление, растерянно переводит взгляд с одного лица на другое и, наконец, буквально выдавливает из себя вопрос:
– Господа, может быть, кто-нибудь объяснит, что означает сия прелюдия?
– Сейчас, вы всё узнаете, ваше императорское высочество, – произносит Иван Петрович, успокаивающе подняв руку. – Но, прежде чем начать этот очень непростой разговор, нам было необходимо вас убедить, что присутствующие здесь в своем уме, не являются революционерами или вражескими агентами, пытающимися обманом втянуть вас в свои игры, и не одержимы нечистым… А теперь слово штабс-капитану Гурову, тем более что вам, Денис Анатольевич, уже приходилось об этом говорить…
Отступать нельзя, встаю, откашливаюсь и уже в который раз начинаю свою исповедь:
– Я, Журов Денис Анатольевич, тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения. Старший лейтенант Военно-космических сил Российской Федерации…
Михаил Александрович не просто ошарашен, он производит впечатление боксера, отправленного в нокдаун. А когда начинает трясти головой, пытаясь прийти в себя, сходство лишь усиливается. Но настоящий нокаут еще впереди. Павлов и Келлер буквально добивают великого князя, поочередно назвав тех, кто перенесся в их тела из XXI века, а затем, не останавливаясь, очень кратко и безжалостно излагают будущую историю России, все те неслыханные беды, которые ожидают империю и царскую семью в самом недалёком будущем.
