– Я соседку попрошу. Она медсестра.
– Тогда вы в надежных руках. С ангиной шутить нельзя, она на сердце осложнение дает и на суставы. Лечитесь, отдыхайте. А я на работу побегу!
Аля положила трубку на стол рядом с ампулами и сглотнула. Больно, но не смертельно. Она еще чувствовала слабость, но вчерашняя дурнота и муть в голове рассеялись. Без градусника ясно, что температура в норме.
Телефон опять зазвонил.
«Шубин! – подумала она и пригладила волосы, будто он мог ее увидеть. – Неужели соскучился?»
– Это Ренат, – раздалось на том конце связи. – Я вчера подвозил вас от фитнес-клуба домой. А потом…
– Кто? – опешила Аля.
– Я занимаюсь «группами смерти». Когда мы можем встретиться?
– Извините, я приболела…
Ренат ничего не сказал об их с Ларисой ночном визите и запретил Травкиной упоминать об этом. Пусть учительница думает, что ей оказывал помощь обычный доктор. Она ведь не просила приглашать к ней в квартиру чужих людей.
«Ваша правда, – согласилась Ксения Борисовна. – Еще обидится на меня, к Сережке придираться начнет. Он и без того еле тянет историю. Не любит учиться, оболтус! Это я виновата, что сын в неполной семье растет. Будь у него нормальный отец, все бы сложилось по-другому. Мальчика должен воспитывать мужчина».
Ренат не стал ее разубеждать. Влияние семьи и воспитания на характер ребенка сильно преувеличено. Однако ничто не вызывает столько горячих возражений, как этот тезис.
– Я бы взял у вас пару уроков фехтования, – без предисловий заявил Ренат. – Научиться драться на шпагах – моя детская мечта. Наконец я решил осуществить ее.
– Не понимаю…
– Скажете, сейчас это не модно?
– Да, я сама забросила фехтование, потому что… не видела перспективы в этом виде спорта.
– А Шубин? Он ведь тоже фехтует?
Аля потянулась за шерстяной шалью и замотала шею. В горле першило, разговор утомлял ее. Она закашлялась.
– Я плохо себя чувствую…
Ренат ощутил ее недомогание, как свое, и проникся ее мыслями. Она думала о Шубине, представляя их поединок на учебных рапирах. Вот где они познакомились! На тренировке…
– Ладно, я позвоню позже, когда вы поправитесь. От ангины помогает теплое молоко с медом.
«Как он догадался про ангину?» – удивилась она и пошла в кухню греть молоко. Сегодня у нее выходной день, который она посвятит себе. Поваляется вволю, почитает книжку. Внезапно Аля застыла, уставившись на часы. Она вспомнила: Шубин назначил ей свидание этим вечером…
«Я пойду, что бы ни случилось! Напьюсь таблеток и пойду. Болезнь меня не остановит!»
* * *
– Ты ничего не скрываешь от меня? – допытывалась у сына Бессонова.
– Отстань, мам.
– Ешь давай, – она поставила на стол тарелку с яичницей и большую чашку чая. – А я таблетку приму. Голова раскалывается.
Антон не притрагивался к еде, нервно дрыгая ногой. Перед глазами маячила спина человека в куртке со светящейся надписью.
– Где ты так изгваздался? Твоя девочка в землянке живет?
– Нет, в квартире.
– Я твою одежду бросила в стирку. Рукав ветровки порван, штаны в каких-то пятнах. Чем вы занимались? По заборам лазали?
– Обсуждали философские темы, – раздраженно буркнул Антон. – Ты довольна?
– Сыночек… тебе еще рано думать о девочках. Закончишь гимназию, тогда…
– Что? Что «тогда» произойдет? Свадьбу сыграем? Вы с отцом подберете мне невесту с приданым, пожените нас? Главное, чтобы она пришлась вам по вкусу! Я угадал?
Мать с трудом сохраняла самообладание. Они с мужем повздорили из-за Антона, пока тот мылся в душе. Бессонов в сердцах отказался от завтрака и укатил в офис, а ей предстояло упросить сына поговорить с психологом.
– Ты должен получить образование, Антоша. Все прочее – потом.
– Можно я сам решу, как мне жить?
– Разумеется, можешь. Только пока тебя содержит папа, не мешало бы к нему прислушиваться. Он тебе добра желает.
– Я знаю, вы оба хотите мне добра. Если я буду выполнять все ваши указания, то мне счастье привалит, – процедил Антон. – Закончу гимназию, поступлю в универ, потом папа возьмет меня клерком в свою компанию! А там для меня откроются радужные перспективы. Гарантированный карьерный рост! Да?
– Что в этом плохого? – всплеснула руками мать. – Мы с папой заботимся о твоем будущем, а ты…
– Меня тошнит от бизнеса! Тошнит от ваших знакомых, от вашего образа жизни! От всего, что вы мне навязываете!.. Я другой, понимаешь? Другой!
– Спасибо, сын, уважил, – обиделась она. – Дождались… Мы тебе ни в чем не отказывали, думали, ты поумнеешь и правильно расставишь приоритеты.
– Значит, я дураком родился, – отрезал Антон. – Жаль, мозги за деньги не купишь! А то бы вы с папой подсуетились.
– Как тебе не стыдно!
Мать заплакала и ушла в свою комнату, звонить подружкам, жаловаться на бестолковое чадо, просить совета.
Антон сердито вздохнул, прокручивая в уме ночное приключение. Он не мог поделиться с родителями ни своими страхами, ни чувствами к учительнице, ни тем, что довелось пережить в подземелье. Они живут в разных измерениях, говорят на разных языках.
– Этого не исправить, – пробормотал он, принимаясь за еду.
Из соседней комнаты доносился слезливый голос матери. Антону хотелось заткнуть уши и бежать куда глаза глядят. Позвонить Серому, что ли? Он отодвинул тарелку с недоеденным завтраком, глотнул на ходу чаю и торопливо оделся.
– Ты куда? – выглянула из комнаты мать.
– На кудыкину гору!
Она поджала губы и пригрозила, что пожалуется отцу.
– Тебе лучше посидеть дома сегодня, готовиться к экзаменам. Учебный год скоро закончится, а у тебя ветер в голове!
– Я не собака, чтобы быть привязанным, – огрызнулся парень.
– Хочешь, я вызову психолога?
– Кому? Себе? Мне психолог не нужен.
– Антоша, не доводи ситуацию до абсурда! – взмолилась мать. – Отец выйдет из терпения и устроит тебе ад!
– Я скоро вернусь, – бросил он, не обращая внимания на ее истерические нотки. – Все, пока…
На улице светило солнце, в лужах копошились воробьи. Антон вдохнул полной грудью и улыбнулся. Несмотря ни на что, ему было приятно идти бодрым шагом по тротуару, любоваться молодой зеленью и слышать шум транспорта. Любовь, которую он долго не решался признавать, уже пустила корни в его неопытном и пылком сердце. Вырвать ее оттуда не представлялось возможным.
Антон опомнился во дворе дома, где жил Травкин. Приятель выгуливал мопса под пристальным наблюдением бабушек, оккупировавших скамейки.
