— Ты — отдашь — ей — деньги?! — разделяя слова, воскликнула Ольга. — Да, она права — ты неисправимый романтик!
— Да, я такой, — улыбнулся в ответ Федор, потому что ему было чертовски приятно слышать это про себя.
Они поискали по шкафам и нашли Катины вещи, чтобы одеть Ирину, — они, как и халат, подошли ей как влитые. Ирина пребывала в странном заторможенном состоянии. Федору очень не хотелось сколько бы то ни было долго еще общаться с ней, а, к примеру, вызвать такси на дом было нельзя, чтобы не светиться.
— Я провожу ее, — вызвалась Ольга.
Федор с удивлением посмотрел на нее, но ничего не сказал.
Они ушли — две женщины, сделавшие друг другу в жизни так много зла. И так много лгавшие — друг другу и другим. В руках Ирины болталась несуразная, огромная спортивная сумка с полумиллионом долларов в ней. Настоящих.
Федор навел в квартире относительный порядок, по ставшей уже доброй традиции тщательно стер все отпечатки пальцев. Долго крутил в руках револьвер и в конце концов решил оставить его здесь — в месте, где он, хотелось надеяться, стрелял в последний раз. Потом оделся, еще раз оглянулся, вздохнул, вышел на лестницу и запер за собою дверь.
На улице снова пахло оттепелью, и на стальной подъездной двери успел намерзнуть приличный слой инея. Сакраментальное «Баба Лена — шлюха» из-под него почти не просматривалось, зато прямо по изморози наискосок через обе створки была детским почерком выведена совсем свежая и в высшей степени странная надпись, никаким образом не укладывавшаяся в каноны стандартных подъездных граффити: «Темнотой может стать свет от черной свечи».
Федор минуту постоял, не понимая, потом, сраженный вдруг внезапно открывшимся смыслом наповал, повернулся и тихо пошел. Ну да, все ясно — простая, обыкновенная свеча — освещает все вокруг.
Ее свет — это правда. Черная свеча — это ложь, ее свет не освещает, а наоборот, скрывает все, накрывает темнотой, превращает жизнь в гнусность, гадость, в черт знает что. В ад.
Федор прошел через тихий, не освещаемый ни одним окошком двор и начал спускаться в овраг. В самом низу его он остановился, достал из кармана ключи от Катиной квартиры и зашвырнул их далеко в сугроб. Слезы жгуче подкатили к его глазам, и он с трудом удержал их. Глубоко вздохнул, выпустил из легких длинный шлейф редкого вихреватого пара и начал подниматься вверх, к дороге. У него появилось еще одно дело в списке срочных. В понедельник он позвонит в издательство и скажет новое название для своей книги.
Эпилог
Ирина и Ольга молча идут рядом.
— Ты куда теперь? — спрашивает Ольга. — К маме, в Кунцево?
— Да, наверное, — отвечает Ирина.
— Нам по пути, — говорит Ольга. — Сейчас поймаю такси. Не против, если я провожу тебя? С такими деньгами, знаешь ли, небезопасно.
— Ты сейчас заберешь свою долю? — спрашивает Ирина.
— Какую долю? — виновато улыбается Ольга. — Эти деньги — твои, все твои, по праву.
— И ты не сердишься на меня? — спрашивает Ирина, останавливаясь и поворачиваясь к Ольге.
— За что-о? — изображает полнейшее непонимание Ольга.
— Ну, хотя бы за то, что я хотела убить тебя? — поясняет Ирина. — Задушить подушкой?
— Конечно, нет, — отвечает Ольга, обнимая подругу за плечи. — Никто не мог бы вытерпеть такое, что перенесла ты, и не захотеть убить того, кто вовлек его в это.
— А… за что-нибудь другое? — не унимается Ирина.
— Ах, ты об этом? — снова смеется Ольга. — Да ну, какие глупости! Просто, видимо, так уж устроено, что все мои мужики в конце концов оказываются в твоей постели. «Джентльмены предпочитают блондинок», ха-ха! А может, карма просто у меня такая.
— Просто они у тебя все такие — мимо не пройдешь! — потупив глаза, одними губами улыбается Ирина, теребя узел на поясе Ольгиной шубы. — И даже этот был ничего. Грубоват немного, но я это люблю!
— Маньячка! — смеется Ольга, прижимая Ирину к себе, и шепчет ей на ухо: — А вот мне, Ирка, никто, кроме тебя, не нужен! После смерти мамы ты одна осталась у меня. Ты — единственный человек, кто связывает меня с прошлым, с жизнью, вообще со всем. Я что угодно прошу тебе. Прости и ты меня за все, если можешь.
Ирина молчит, опустив глаза вниз. Потом поднимает взгляд.
— Я прощаю тебя, подруга, — говорит она. — И ты меня прости.
Они долго и глубоко смотрят друг другу в глаза. И из этой глубины у обеих всплывает одно и то же:
* * *
— Алло.
— Это я, подруга. Я все сделала, он в спальне.
— Знаю. Ты молодец, подруга. Я до самого последнего момента не верила, что ты сможешь.
— А я до самого звонка мужа не верила, что ты сможешь устроить, чтобы он не ночевал дома.
— Это было просто. Любой после двух с половиной покушений на него не станет ночевать дома.
— Покушений? На него на самом деле покушались?! Так это не бред сумасшедшего?!!
— Конечно, нет. Твой муж, в отличие от некоторых, судя по всему, вполне нормальный человек. Но ты можешь не переживать — теперь его жизни уже ничего не угрожает.
— Да мне, собственно, как-то… С удовольствием примерила бы, как некоторые, черную вуаль!
— Эк ты разошлась, подруга! Высокое звание вдовы надо еще заслужить, ха-ха!
— Я не заслужила? Я все сделала, как мы договаривались. Кстати, званий я, может, и не заслужила, но маленький материальный вопрос между нами, кажется, образовался? Когда изволишь рассчитаться?
— Деньги в его кейсе. Код — 7250. Половина денег — твоя.
— Отлично! Заберу сразу же, как только все закончится.
— Нет. Боюсь, тебе придется поучаствовать непосредственно в событиях.
— Что? Как это?! Зачем?!! Ты же обещала, что я ничего не увижу!
— Обстоятельства изменились. Нужно немного приоткрыть форточку, траектория не оптимальна. И обязательно надо, чтобы он лежал на спине, — тогда пуля застрянет в подушке и кровь не протечет на матрац.
— Боже! Я не смогу, я умру от страха!!!
— Сможешь! Или распрощайся со своими мечтами. Хлебни еще своего любимого коньяку — и вперед! К тому же никто не может запретить тебе зажмуриться!
— Сука! Какая же ты сука, подруга!
— С давних пор в этом деле я была всего лишь твоей прилежной ученицей. Но мы будем препираться или ты в конце концов сделаешь то, что ты должна сделать?
— Я… сделаю это.
— Ну вот и славно! Ты умница. Сразу позвони, как договаривались. Ну — ни пуха тебе!
