— Ты их нарочно показываешь, — уверенно произнесла Кьярра. — Чтобы смотрели на них — они яркие, красные, бросаются в глаза и запоминаются… Чтобы думали о них, говорили о них. А на остальное не обращали внимание. Так?
— Именно. Я развел тайны вокруг них, люди чего только не напридумывали… А главного и не примечают. Если на то пошло, я могу обойтись и без перчаток, если вдруг придется скрываться, — добавил я. — Не слишком приятно, но вполне терпимо. Зато без такой яркой приметы меня поди поищи.
— Сарго догадался, что с тобой не так, — нахмурилась Кьярра. — Он же отдал тебе твои снадобья.
— Да… Будем надеяться, это знание ушло с ним… в утреннее небо дымом костра, — высказался я как можно более поэтично и пояснил, в идя, что Кьярра не поняла: — В смысле, умерло вместе с ним.
— Но он не умер, — удивленно сказала она, и я выронил сапог, который как раз собирался надеть.
— Как — не умер? Там огонь полыхал до небес!
— Я не хотела убивать… — пробормотала Кьярра, опустив голову так, что я видел только каштановый затылок. — Мама говорила: если дикий дракон убьет человека, люди никогда не оставят его в покое. Найдут и отомстят. А там было много людей, да еще чародеи… Я просто зажгла возы, чтобы стало ярко и шумно. Волы напугались и взбесились. И лошади. Может, кто-то обжегся, но не насмерть. А я просто хотела убежать…
— Ясно… — протянул я и все-таки обулся. Планы придется менять на ходу. Я-то исходил из того, что чародеям пришел конец, но если они уцелели, картина перестает быть радужной. Ну да ничего, и не в такое встревал, выжил ведь. И теперь выживу. — К слову, Кьярра, а как ты ухитрилась меня догнать?
— Просто, — удивилась она. — Люди не очень быстро бегают.
— Да нет же! Я свернул с той тропинки на скрытую дорогу, миновал поворот, понимаешь? А ты последовала за мной.
— Ну да, — с еще большим недоумением произнесла Кьярра. — Ты постоял и пошел дальше, а я за тобой. И мы оказались на той снежной равнине. А один охранник погнался за тобой… Я не говорила?
— Нет.
— Вот говорю — погнался. Он не увидел, куда ты повернул. Хотя был совсем рядом — я смотрела назад.
— Час от часу не легче, — пробормотал я. — Выходит, ты тоже видишь повороты?
— Не знаю, — честно сказала Кьярра. — Не понимаю, о чем ты. Я просто шла за тобой. Думала, если ты убегаешь, то знаешь, где спрятаться от чародеев. Не ошиблась.
— Это уж точно…
Она помолчала и сказала:
— Я разожгла огонь. И воду принесла. А что дальше, я не знаю. Покажешь?
— Конечно, — ответил я. — Это не сложно. Только одеяло у огня не оставляй, а то искра попадет, и оно загорится. Так и дом можно спалить.
— Оно уже… — сконфуженно произнесла Кьярра. — Немножко. Я потушила.
— Молодец, — похвалил я, посмотрев на обугленную дырку в одеяле (она имела форму девичьей ладони, видимо, тушила огонь Кьярра руками). — Иди сюда, научу тебя стряпать…
— И я буду немножко полезная, — прочитала она мои мысли. — Да?
Не сразу, но дело пошло на лад. Кьярра схватывала на лету, а управлялась достаточно ловко даже с перебинтованными руками. С другой стороны, что сложного в такой стряпне? Это ведь не королевский обед с двадцатью переменами блюд. Впрочем, и простецкую похлебку многие ухитряются испоганить, встречал я таких криворуких умельцев.
Кстати о руках…
— Покажи-ка ладони, — велел я, когда в котелке весело забулькало. — Все бинты изгваздала, нужно поменять. Этот вон еще и обгорел…
— Не надо, — сказала Кьярра. — Я вчера сперва совсем не могла думать. А потом мы так долго говорили, что я устала и забыла.
— О чем?
— Что не надо меня… это самое… Слово не помню.
— Перевязывать?
— Ну да.
— Само заживет, что ли? И когда? С такими руками тебе нигде показываться нельзя, люди приметливые, да еще сразу пойдут вопросы — что да как случилось.
— Нет, — помотала она головой. — То есть… Если я превращусь — тогда зарастет быстрее. Но нельзя. Ничего, я знаю, как надо делать. Тут есть глина? У ручья?
— Нет, там дно каменистое.
— Ладно, — сказала Кьярра и вскочила. Сегодня она двигалась намного увереннее, чем вчера, да и говорила тоже. — Грязь подойдет.
Я вышел следом за ней и с некоторым недоумением наблюдал за тем, как она плеснула воды из бочки наземь и старательно развезла грязь. Да не босой ногой, как можно было подумать, а руками. Более того — буквально облепила их этой грязью, толстым слоем прямо поверх бинтов.
— Вот так, — с этими словами она обогнула меня и вернулась в дом, к очагу.
А там, не успел я хоть слово сказать, сунула руки в грязевых варежках в огонь.
Наверно, я достаточно сильно переменился в лице, потому что Кьярра удивленно посмотрела на меня и сказала:
— Ты стал какой-то серый.
Неудивительно… С моим загаром бледность выглядит именно что серой, почти как у чернокожих людей вроде Веговера.
— Тебя совсем не жжет, что ли? — спросил я, борясь с желанием оттащить Кьярру от огня.
Не всякий день видишь, как человек добровольно сует руки по локоть в пламя да еще держит там, поворачивая так и этак! Вот только она не человек, напомнил я себе, даже если выглядит так, и не нужно об этом забывать.
— Нет. Мне приятно, — ответила она. — Но ты так не делай, сгоришь.
— Могла бы не предупреждать. И для чего это?
— Сейчас, подожди немножко. Сам увидишь.
Кьярра пошевелила пальцами в огне — видно было, как осыпается с них запекшаяся грязь (глина, наверно, схватилась бы этакой латной перчаткой), догорают бинты… Она еще ухватила горсть углей и пересыпала из ладони в ладонь, в самом деле как самоцветы — я вчера думал об этом. Выглядело это красиво, но… Мне не хотелось представлять, как ощущаются эти угли обнаженной кожей. Бывало, обжигался у костра, больше не хочу.
— Смотри, — сказала Кьярра и растопырила пальцы у меня перед носом.
Не обожженные, разве что немного закопченные пальцы, с которых совсем сошла опухоль. И ладони были целые, без следов безобразных дырок, готовых загноиться. Хотя нет, на коже остались едва заметные вмятинки, и только.
— С глиной вышло бы лучше, — заметила их и Кьярра. — Грязь слишком быстро осыпалась. А с металлом было бы совсем хорошо.
Я на всякий случай не стал воображать, как она опускает руки в расплавленное золото.
— Вы так лечитесь? — спросил я, откашлявшись.
— Когда раны несложные — да, — кивнула Кьярра. — А если что-то серьезное… я, наверно, не сумею с таким справиться.
— Серьезное в твоем понимании — это что? Оторванная конечность, сломанный хребет, распоротый живот?
