Их последний день. Завтра рано утром они уезжают обратно в Порткеррис. Она запретила себе думать об этом. Их последний вечер. Как всегда, они устроились поближе к камину, Ричард на софе, Пенелопа на полу возле него. Сегодня они не слушали музыку. Он читал ей Макниса. «Осенний дневник», не только то стихотворение о любви, которое прочел тогда, в мастерской Лоренса, но всю книгу от начала до конца. Было уже очень поздно, когда он дочитал последнюю строфу.
Сон под шум воды торопливой,
Он — до завтра, хотя и глубок.
Здесь, где ночью мы спим, не Лета
И не смерти поток.
Здесь брега Рубикона — жребий решен,
Потом будет время проверки счетов,
И будет солнечный свет,
И решенье в свой час и в свой срок придет.
Он медленно закрыл книжку. Пенелопа вздохнула — ей не хотелось, чтобы это кончалось.
— У него уже оставалось так мало времени! Он знал, что война неизбежна? — спросила она.
— Я думаю, осенью тысяча девятьсот тридцать восьмого года многие это знали. — Книжка выскользнула у Ричарда из руки и упала на пол. — Я уезжаю, — сказал он.
Огонь в камине погас. Пенелопа подняла голову — у него было очень печальное лицо.
— Почему ты так расстроен?
— У меня такое чувство, что я предаю тебя.
— Куда ты едешь?
— Не знаю. Не могу сказать.
— Когда?
— Как только мы вернемся в Порткеррис.
У нее упало сердце.
— Завтра.
— Да. Или послезавтра.
— Ты вернешься?
— Не сразу.
— Тебе поручили другую работу?
— Да.
— А кто займет твое место?
— Никто. Операция закончена. Том Меллаби и штабные еще на какое-то время останутся, у них свои дела, а коммандос и рейнджеры недели через две уедут. Так что Порткеррис вновь обретет Северный пирс. Снимут заграждение и с футбольного поля, и мальчики Дорис снова смогут гонять там мяч.
— Так, значит, все кончено?
— Эта глава — да.
— А что дальше?
— Поживем — увидим.
— Ты давно об этом знал?
— Две или три недели.
— Почему ты не сказал мне раньше?
— Тому две причины. Первая — это все еще тайна, секретные сведения, не подлежащие оглашению. Вторая — не хотел испортить наш и без того короткий отдых.
Любовь к нему захлестнула ее жаркой волной.
— Ничто не могло испортить его! — Она произнесла эти слова и поняла, что это правда. — Ты не должен был ничего скрывать. Во всяком случае, от меня. Никогда ничего не скрывай от меня!
— Это самое тяжелое испытание в моей жизни — расстаться с тобой.
Пенелопа представила себе, что его не будет, пустоту, которая разверзнется после его отъезда. Попробовала представить, как она будет жить без него, и не смогла. Но одно она знала совершенно точно.
— Самое страшное — прощание, — сказала она.
— Тогда мы не станем прощаться.
— Я не хочу, чтобы все кончилось!
— Это не кончится, моя дорогая девочка. — Он улыбался. — Наша с тобой жизнь еще даже не началась.
— Он уехал?
Пенелопа вязала.
— Да, папа́.
— И не попрощался?
— Он же приходил, принес тебе бутылку виски. Он не хотел устраивать прощание.
— А с тобой он тоже не попрощался?
— Нет. Просто ушел по тропинке. Мы так договорились.
— Когда он вернется?
Она довязала ряд, поменяла спицы и начала другой ряд.
— Я не знаю.
— Ты соблюдаешь тайну?
— Нет, я просто не знаю.
Лоренс смолк. Потом вздохнул.
— Я буду очень по нему скучать. — Его темные мудрые глаза были устремлены на дочь. — Но, думаю, не так, как ты.
— Я люблю его, папа́. Мы любим друг друга.
— Я знаю. Уже давно знаю.
— Мы любовники, папа́.
— И это знаю. Я видел, как ты вспыхивала, как сияло твое лицо. Как блестели волосы. И мне хотелось взять кисть и нарисовать это сияние, запечатлеть его навсегда. Да и к тому же… — голос его зазвучал более буднично, — не поедешь ведь ты куда-то с мужчиной на целую неделю, чтобы разговаривать с ним о погоде. — (Пенелопа улыбнулась, но ничего не ответила.) — Что же с вами будет дальше?
— Не знаю.
— Как насчет Амброза?
Она пожала плечами:
— Тоже не знаю.
— У тебя серьезные проблемы.
— Ты все прекрасно понимаешь, папа́.
— Очень тебе сочувствую. Сочувствую вам обоим. Не очень-то это весело — найти друг друга в середине войны.
— Тебе ведь он нравится, папа́? Я не ошиблась?
— Мне еще никогда никто так не нравился, как он. Мне кажется, я относился бы так к собственному сыну. Я и думаю о нем, как о сыне.
Пенелопа, которая ни разу не заплакала за все это время, почувствовала, как подступают к глазам слезы. Но она запретила себе сантименты.
— Ты — страшный человек! — сказала она отцу. — Сколько раз я тебе это говорила. — Слезы, слава богу, отступили. — Ты не должен прощать супружескую неверность. Ты должен щелкать кнутом и скрежетать зубами, ты должен сказать Ричарду Лоумаксу, чтобы он не смел переступать порог твоего дома.
Лоренс с удивлением посмотрел на нее.
— Ты меня оскорбляешь, — сказал он.
Ричард уехал с первыми частями морских пехотинцев. К середине апреля обитателям Порткерриса стало ясно, что учения закончены; тем самым завершилось более чем скромное участие в войне и самого городка. Столь же тихо и незаметно, как прибыли, американские солдаты удалились из Порткерриса; его узкие улочки опустели и стали непривычно тихими: не стучали по мостовым тяжелые башмаки, не проносились военные джипы. Из порта исчезли десантные суда, уплыли куда-то под покровом ночи; у Северного пирса сняли заграждения из колючей проволоки. Армии спасения был возвращен ее постоянный штаб. Металлические разборные бараки на холме стояли пустые, а от Боскарбенских скал уже не доносились звуки выстрелов.
Городок зажил прежней жизнью. Теперь лишь старый отель «Нептун» свидетельствовал о том, что Порткеррису довелось сыграть свою роль в долгих военных приготовлениях. Здесь на флагштоке все еще реял американский флаг, двор был полон джипов, у входа стоял часовой, входили и выходили полковник Меллаби и его подчиненные. Их присутствие подтверждало и удостоверяло: все, что было зимой, и вправду было.
