Потрясенный, я вдруг понял, что на протяжении всего пути от самой квартиры меня преследует всенарастающий страх перед Спанки, который теперь буквально пронизывал собой весь окружавший меня мир. Прежде я сотни раз бывал на набережной и всегда считал ее довольно спокойным и приятным местом, однако сейчас меня словно окутывала какая-то ядовитая пелена.
Над рекой стоял густой запах мускуса, хотя я и не мог с уверенностью сказать, была ли причиной тому затхлая вода Темзы, или же Спанки решил в очередной раз сыграть со мной злую шутку. Но насколько реальными были мои ощущения или они всего лишь плод моего больного воображения? Я уже просто не мог стоять рядом с облюбованной скамейкой и двинулся дальше, все более явственно ощущая, как с каждым новым порывом ветра во мне нарастает чувство смутной тревоги.
Меня буквально переполняло ошеломляющее дыхание близкой смерти; мертвецы были здесь, там, всюду, зловонными глыбами вздымаясь на приливной волне, выползая из-под деревьев и кустов, подкарауливая меня в сумраке аллей. Буквально каждой клеточкой своего организма я ощущал их смердящий запах. Не в силах более противостоять обуявшей меня жуткой панике, я бросился бежать, кляня себя на чем свет стоит за то, что вообще решил отправиться сюда. Больше всего мне сейчас нужны были свет и приятный комфорт переполненного людьми помещения.
В конце моста я набрел на индийский ресторан с запотевшими окнами, а вырывавшийся из него едкий аромат карри все же отчасти заглушил преследовавшую меня омерзительную вонь смерти. В ресторане было полно людей, однако мне удалось отыскать свободный столик. Сейчас я уже толком и не помню, что именно заказал тогда — кажется, креветки, баранину, еще какие-то знакомые блюда. Главное же заключалось в другом: здесь я чувствовал себя в безопасности. Неподалеку от меня сидела пара бизнесменов, которые пили пиво и оглушительно хохотали над собственными шутками. В обычной ситуации я и минуты не просидел бы рядом с этими незнакомыми мне людьми, однако в тот вечер я взирал на них с благодарностью, поскольку в их окружении все снова начинало казаться привычным и обыденным.
Официант принес горячий хлеб и какое-то блюдо из цыпленка со специями и ароматным рисом. Сидевшая у меня за спиной явно подвыпившая девица толкнула стол, уронила бокал с вином и громко расхохоталась. Я поймал себя на мысли, что тоже улыбаюсь ей, явно испытывая удовольствие от столь банальной, даже нелепой ситуации.
— Так вот до чего ты докатился!
Спанки стоял возле моего столика, упираясь в него кончиками пальцев и осуждающим взглядом окидывал шумных посетителей ресторана. Я сделал вид, что не замечаю его, и продолжал сидеть, уткнувшись в тарелку и моля Бога лишь о том; чтобы он сгинул прочь с моих глаз.
— Не много же тебе понадобилось времени, чтобы вернуться к своим плебейским привычкам! Как видно, попытки обучить тебя чему-либо вообще были пустой тратой времени. Кстати, ты случайно не видел, в каком состоянии у них находится кухня?
— Оставь меня в... — До меня вдруг дошло, что эти слова я произношу вслух. — Оставь меня в покое, хорошо?
Спанки взял вилку и, поднеся к свету, принялся осматривать ее, одновременно соскребая ногтем остатки засохшей пищи.
— Возможно, так и придется сделать, если ты и впредь будешь столоваться в подобных заведениях. Посмотрел бы ты, что творится в данный момент в животах всей этой публики! Да и у тебя тоже видок весьма неважнецкий, ты это знаешь?
— Так ли уж это удивительно после всех тех пакостей, которые ты мне устроил? Ну что тебе нужно?
— Мартин, ты и сам это прекрасно знаешь.
— Ты поможешь захватить мое тело. Это противоречит моим религиозным убеждениям.
— Дружище, ты можешь изменить свои религиозные воззрения в соответствии с собственным вкусом. Однако факт остается фактом: ты должен вернуть долг, причем в течение ближайших трех дней.
Я бросил вилку на стол и оттолкнул от себя тарелку — пища вдруг показалась мне противной, более того — омерзительной.
— А почему ты просто не убьешь меня и не покончишь со всей этой канителью? Ну, сделай это сейчас, прямо здесь.
— Поверь, Мартин, меньше всего на свете мне хотелось бы твоей смерти. Однако процесс уже вышел из-под моего контроля. Итак, либо в течение этих трех дней ты полностью подчинишься мне, либо произойдет кровавая трагедия, причем огромных масштабов, ответственность за которую — вплоть до того момента, когда тебя самого настигнет не менее ужасная смерть, — будет лежать на тебе одном— С учетом твоей вновь прорезавшейся страсти ко всякого рода забегаловкам, я сделаю так, что ты с автоматом в руках зайдешь в “Макдональдс”, причем сделаешь это в один из тех дней, когда они устраивают бесплатные обеды для детворы.
Он глянул на часы.
— Ну, мне пора. Надо уладить еще кое-какие дела. Кстати, как у тебя с головой? Не испытываешь никаких проблем по части восприятия реальности? А то мне всегда казалось, что люди склонны излишне переоценивать роль этого феномена — реальности. И вообще считаю, что мечтателям живется намного легче, чем прагматикам, особенно в наше время. Девяностые годы прошлого столетия не идут ни в какое сравнение с эрой, отмеченной рождением Уильяма Бомона. Разумеется, бедные тогда были еще беднее, зато в духовном отношении являлись намного богаче. Сегодня же даже самый последний нищий обут-одет, но как дурно воспитан! Мы живем в какую-то ужасную эру мелких банкротов, единственное преимущество которой заключается в том, что любой человек может вести себя как угодно безвкусно и никто даже не обратит на это ни малейшего внимания. Ну да ладно, мне и в самом деле пора. Но что бы ты ни делал, постарайся не терять разум.
Проявив редкостную для него сдержанность, Спанки покинул ресторан. Глядя ему вслед, я увидел оставляемые им следы. Кровавые.
Следовало признать, что появление Спанки в тот вечер в ресторане явилось некоторым отходом от сложившейся традиции, и все же показалось мне более предпочтительным, нежели его визиты ко мне домой. Возможно, он решил изменить тактику действий.
Мне следовало бы посчитать довольно странными подобные даэмонические беседы на тему моей судьбы, однако в последнее время я уже ничему не удивлялся. Пол и Макс погибли, а моя собственная жизнь, равно как и бытие моих близких и друзей, претерпела необратимые перемены. Однако больше всего я страдал оттого, что был по-прежнему обречен на бездействие и покорность судьбе, придуманной для меня Спанки, мне предстояло испить сию чащу до дна, тем более что это будет продолжаться до тех пор, пока он не объявит мне открытую войну до победного конца.
Еда моя окончательно остыла, а соус затянулся жирной пленкой.
По-прежнему погруженный в собственные мысли, я поднял голову, когда сидевший за соседним столиком мужчина, судя по всему — бизнесмен, вдруг громко закашлялся. Белая рубашка настолько плотно облегала его могучий торс, что пуговицы едва удерживались в петлях; на спинке его стула висел серый пиджак, из нагрудного кармана которого торчал переносной телефон — все эти детали отчетливо сохранились в моей памяти. Кашель между тем никак не прекращался, и приятели принялись хлопать его по спине, а одна из присутствовавших за столом дам предложила ему стакан воды.
