В школе Иракли хорошо учился, и мечтал поступить в институт. Отца своего он не помнил. Тот ушёл от матери, когда Иракли не исполнилось и двух лет. Мама не любила о нём говорить, и если Иракли спрашивал, отвечала, что не сошлись с отцом характером. Иракли видел, как мрачнело лицо матери, когда он снова пытался узнать правду об отце и, взрослея, понимал, что лучше об этом лишний раз не говорить. На третий день в Москве Иракли услышал рёв машин и сильный гул за окном. Он вскочил с кровати и стремглав помчался к окну. Каково же было его удивление, когда по дороге вместо привычных машин, двигалась вереница новеньких танков. У Иракли перехватило дыхание, такого он ещё никогда не видел.
— Дэда, дэда, — закричал он, и побежал к матери. Она только вышла из ванны и стояла перед зеркалом, в халате, расчёсывая гребешком длинные волосы.
— Что случилось, дорогой, почему так кричишь?
— Мама, там танки на улице.
— Какие танки, что ты придумал?
Мама не поверила и продолжала прихорашиваться. Тогда Иракли схватил её за руку и потянул за собой. У окна мама испуганно закрыла рот рукой, и замотала головой.
— Что это дэда?
— Я не знаю, мальчик мой, наверное, учения.
Мама долго стояла возле окна, пока не сообразила включить телевизор. Диктор вещал о том, что в стране вводится чрезвычайное положение. Горбачёв болен, и временная комиссия ГКЧП, будет контролировать огромную страну. Когда послышались на улице выстрелы, она закрылась с сыном в ванной и долго оттуда не выходила.
— Нам нужно возвращаться домой, — сказала она решительным тоном.
— Но почему, почему? Мы же только приехали и у нас есть ещё три дня.
— Иракли, здесь небезопасно. Идёт смена правительства, на улицах стреляют. Сейчас я позвоню в аэропорт и узнаю, когда ближайший рейс на Тбилиси.
Мама подошла к телефону и сняла трубку. Телефон не отвечал, и мама ещё больше расстроилась. Она уселась на кровать и пребывала в полной нерешительности. Иракли подошёл к ней и погладил по голове.
— Не волнуйся дадэ, я с тобой и в обиду не дам.
Мама схватила сына и прижала к груди.
— Это война? — спросил Иракли, и испуганно уставился на мать.
— Не знаю сынок. Одно скажу тебе, неудачное мы выбрали время для приезда. Посиди в номере, и никуда не выходи. Я спущусь вниз, и всё узнаю.
— Это не опасно?
— Нет, милый мой, жди.
Мама вернулась через полчаса в подавленном настроении.
— Никто ничего не знает, сынок. Люди в панике, боятся выходить на улицы. Аэропорты и вокзалы закрыты. В Москве введут комендантский час. Мне посоветовали ждать в номере и не выходить.
И сколько нам сидеть?
— Пока это не закончится. Включи телевизор, будем следить за новостями.
Поездка была испорчена, и три дня Иракли просидел с матерью в гостинице. ГКЧП быстро разбежалось, и военный конфликт как таковой был исчерпан. Они вернулись домой, без покупок для родственников и друзей, а Иракли, как непосредственный очевидец событий, хвастался перед друзьями, что видел танки, и мог погибнуть.
Жили они в Тбилиси на проспекте Руставели, возле продуктового магазина. Во дворах располагалась средняя школа, чуть дальше ремесленное училище. Школьные друзья вначале с интересом слушали Иракли, но когда эта история обрастала с каждым днём новыми подробностями, махнули на друга рукой и больше не приглашали играть в футбол и на речку. Иракли тогда обиделся и ходил сам не свой.
Арчил, долговязый парень из восьмого класса, имел плохую репутацию как в школе, так и на улице. Воровал на рынке, пропускал уроки, выпивал и часто выполнял поручения взрослых парней, чем гордился и ходил с высоко поднятой головой. Имел деньги и, не прячась, курил в школе на переменах. Независимость Арчила нравилась Иракли, и тот всячески пытался с ним завести дружбу. Арчил не замечал маленького и щуплого Иракли, и обходил стороной. И вот, когда в один из вечеров Иракли болтался на улице без дела, его заметил Арчил и подозвал.
— Малец, беги сюда, есть дело!
Иракли пулей подскочил к стоявшему возле продуктового магазина Арчилу и, заглядывая преданно в глаза, готов был на самый отчаянный шаг. Арчил натянул на глаза белую кепку, и засовывая руки в широкие карманы светлых брюк, пристально смотрел на трясущегося, словно в лихорадке, паренька.
— Ты, что больной? Дрожишь как-то странно. Деньги есть?
— Нет, не больной. Вот.
И Иракли протянул смятый рубль, который ему дала мама на обед в школьной столовой.
— Бери, мне не жалко.
Арчил быстро спрятал деньги и огляделся.
— Я смотрю, ты не по годам понимаешь, кто на улице главный. Молодец. Далеко пойдёшь.
Он несколько раз хлопнул по плечам Иракли.
Иракли не понравился насмешливый тон Арчила, и он хотел уйти. Догадываясь, что Арчил просто решил выманить деньги, и поиздеваться над малолеткой.
— Ну-ну, куда ты. Обиделся, что ли?
— Я? Нет. Есть свои дела, — ответил Иракли, и напустил на себя важный вид.
— Бери, я сегодня добрый.
Арчил протянул Иракли маленький кусочек фольги.
— Что это?
Иракли повертел непонятный маленький свёрток, и уставился на Арчила.
— Эх ты, тю-тя. Спрячь и смотри, чтобы мать не увидела. Это гашиш. Курил или нет?
Иракли захотел показать себя взрослым мужчиной, и с умным видом ответил: — Не один раз.
— Короче, маленький балабол, верить, я тебе не верю, что ты курил. Значит так, смешаешь гашиш с табаком и сам закуришь. Только не делай сильные затяжки. Понял? Трава улёт какая, тебе понравится. Кайфуй по полной, и никому ни слова.
Арчил внезапно исчез, а Иракли спрятал гашиш в носок, как это делали ребята по-старше, и с подозрением оглянулся по сторонам. Вечерний Тбилиси пустовал, народ с увлечением смотрел новый бразильский сериал. Раньше Иракли видел, как курили взрослые ребята, и решил на себе испытать загадочное вещество, над действием которого висел ореол таинственности. Вечером он утянул у выпившего дяди Рустама папиросу из пачки и, спрятавшись на чердаке дома, принялся забивать косяк. Первый раз у него дрожали руки, и он едва не высыпал драгоценный продукт на пыльный пол. Разбивая твёрдый кусочек «плана» и принюхиваясь, он не верил, что от этого люди получают настоящее удовольствие. Запах травы был странным и совсем неприятным. Папироса получилась смятой, и наполовину пустой. Оставшийся табак с «планом» он завернул в фольгу, и спрятал под досками. Когда вспыхнула спичка, Иракли поднёс её к папиросе и сделал затяжку. До этого он не курил и, кашляя, едва не выблевал на старый стол приготовленный мамой ужин. Из глаз потекли слёзы, он швырнул папиросу на пол, и чуть было не затоптал сандалиями. Голова закружилась, ноги подкосились, и он рухнул на доски. Испытывая чувства тревоги и страха, Иракли лежал спиной на досках и смотрел в потолок. Во рту пересохло, и хотелось пить. Через минут пять в теле образовалась лёгкость, настроение поднялось, и Иракли принялся истерически хохотать. Подвал почему-то становился огромным, потолок поднимался как купол цирка, и снова уменьшался. Иракли казалось, что тело его увеличивается в размерах, и он сможет головой пробить крышу, и взглянуть на звёзды. Так продолжалось не долго, после чего на него напал зверский аппетит и, выбираясь из пыльного чердака, он спрыгнул с лестницы и залез домой через окно.
