— Не отдам, — закричал я тогда, и вырвал из груди руку чёрта. Что было дальше, не помню. Открыл глаза в больнице. Спасла соседка, старушка с нижнего этажа, которая услышала непонятный шум и поднялась выяснить, что случилось. Такая история, Дёмыч.
— Михо, — я собрался с духом, и рассказал ему всё как на духу. Скрывать положение вещей не имело смысла. Тем более, что мне мог понадобиться помощник. Грузин долго молчал, переваривая услышанное, и тупо смотрел в одну точку на стене.
— Разве такое возможно? — спросил он сиплым голосом, и потёр голову руками.
— Значит «белка» твоя настоящая, это нет?
— То одно, это совсем другое. И что нам здесь делать?
— Я пока сам этого не знаю. Одно могу тебе сказать со всей уверенностью, нужно адаптироваться к местным условиям. И молчать о том, как мы здесь очутились. Усёк?
— Усёк, усёк, только нас запросто вычислят. А если немцы? Попадём в плен. Я не хочу в концлагерь.
Михо замахал руками и наконец-то поднялся. Прихрамывая, он выглянул в окно и присвистнул.
— Да здесь настоящая бойня!
— Ты лучше голову под пули не подставляй. И давай искать форму, чтобы переодеться.
— Зачем?
— Ты, что тугодум, Михо? Собираешься гулять в спортивном костюме и кроссовках?
Тут снаряд угодил в крышу, и мы с Михо, как по команде, прильнули к стенам и замолчали. Где-то рядом слышались короткие обрывки фраз на немецком языке. Враг приближался, и нужна была не только одежда, но и более надёжное укрытие. Переползая к выходу, я увидел фрица. Тот шагал прямо на меня, и отбрасывал ботинками камни. Немец был среднего роста, коренастый. На поясе болтались гранаты, правая рука сжимала «Шмайсер». Хоть бы Михо не выдал себя. Немец вертел головой и, заглядывая в комнаты, медленно переступил порог. Времени на раздумья не оставалось. Я схватил его сзади за ноги и повалил на пол. От неожиданности фриц и ойкнуть не успел. Прыгая на спину к немцу, что есть сил, ударил кулаком в затылок.
— Михо, Михо, давай сюда, поможешь.
Пока Михо соображал и думал, как поступить, я заломил немцу за спину руки, и как победитель с гордым лицом сидел на спине. Немец был в отключке, и не шевелился.
У Михо дрожали руки, как у алкоголика, когда он вытаскивал из кобуры фрица пистолет. Снимая у немца ремень я сделал узел, чтобы немец не смог самостоятельно освободится, и смотрел куда бы его спрятать.
— Вот и трофеи, — показа я Михо «Шмайсер», и несколько запасных обойм.
— Может, шинель снимем? — предложил грузин.
Он с опаской в глазах смотрел на немца, и вертел в руках новенький «парабеллум».
— Не стоит, свои же могут прихлопнуть. Давай этого «горе» вояку спрячем в дальней комнате, а сами будем уходить. Ты хоть стрелять умеешь?
— Дёмыч, не боись, как-нибудь соображу, по ком стрелять и куда. Не маленький.
— Это хорошо. Не обижайся, Михо, я просто так спросил. Бери фрица с левой стороны, а я с правой, и потащили.
Нам повезло, что больше никто из фашистов не полез в дом. Мы с Михо спрятали немца за горой мусора и выбрались через окно в дальней комнате наружу. Я смотрел на грузина в костюме и кроссовках, и едва скрывал улыбку. Это было всё равно, что увидеть средь бела дня, на лицах Киева гей парад. Примерно, то же самое. Да и у меня внешний вид был не лучше.
— Валим, валим отсюда, Дёма. Ты чего лыбу давишь? Клоуна во мне увидел?
Михо изменился в лице, и напрягся. Я сделал умное лицо и вдохнул как можно глубже.
— Воздух какой, воздух! Необыкновенный, правда?
Грузин махнул рукой и побежал по извилистой тропинке подальше от деревни. «Вот и осень, и дождь в окно стучится. Вот и осень, и прилетели птицы…», — пел не громко Михо, и скалился. Я едва за ним успевал. Деревня оказалась позади, и звуки выстрелов растворились в ночной, безветренной прохладе.
— Стой, Михо, больше не могу.
Я завалился на траву и лёг на спину. Автомат лежал рядом, и я смотрел на звёздное небо и вспоминал Марию. Мне казалось, что её глаза спрятались среди звёзд, наблюдают за мной, и не отпускают ни на шаг. Михо сел рядышком и вытер вспотевший лоб.
— Что будем делать? Ты говорил, что можешь вернуться обратно?
— Могу. Что предлагаешь?
— Дёма, я вот, что подумал. Может не случайно я здесь оказался. И есть шанс начать новую жизнь?
— Не понял тебя? К чему ты клонишь?
— Эх ты, что тут понимать? Ты вернёшься обратно, один.
— Михо, прежде чем об этом говорить, подумай.
— Что там думать? Меня ничего не ждёт. Ещё срок мотать. А потом? Ну, выйду я на волю и чем займусь? Работать не пойду, значит, снова придётся воровать. Романтика! Украл, выпил в тюрьму…
— Здесь сядешь в трактор и будешь землю пахать?
— Почему именно пахать? Подамся в город, сделаю документы и всё. Война закончится Дёма. Всё! Чистый лист бумаги!
— Эх ты, чистый лист бумаги…
Я усмехнулся, приподнялся и упёрся на локоть.
— Ты знаешь, какой сейчас год?
— Какая разница?
— Михо, ещё три года войны… Понимаешь? И не факт, что тебе разрешат здесь остаться.
— Так я ни у кого спрашивать не буду.
— Нет уж, дудки, это тебе не колония, где можно крутить понятиями в разные стороны. И отвечаю за тебя я, улавливаешь?
— Слушай, Дёма, на счёт понятий не тебе меня учить. Я живу, как сам считаю нужным. Каким образом ты за меня в ответе? Рассмешил, ей Богу.
Михо набычился и с ненавистью в глазах смотрел на меня.
— Этот эксперимент в стадии разработки. То, что ты здесь оказался — чистая случайность. И если бы не наша драка…
— Если бы, да кабы.
— Так вот, Михо, мы, наверное, сделаем так, я вернусь обратно. И не думай, что сможешь ускользнуть, там тоже не дураки сидят и нас двоих видят.
Я решил малость пофантазировать, и поставить грузина на место.
— Что ты чешешь? Нашёл фраера. Как нас могут видеть?
— Через мониторы. Сидит оператор, который контролирует как процесс перемещения, так и место пребывания в прошлом. И сейчас люди в сильном замешательстве. Вместо одного человека, видят на мониторах двоих. И в зоне уже наверняка поднялся шум и переполох.
Михо хотел было открыть рот и возразить, но осёкся. И я увидел, как у него на широком лбу вздулась вена. Грузин явно переваривал услышанное, и не мог аргументировано парировать.
— Вывод, знаешь какой?
— Какой? — со злостью прошипел Михо.
Его наполеоновский план терпел неудачу, и он полностью зависел от меня.
— Либо мы с тобой работаем вместе, и ты делаешь то, что я тебе говорю. Либо поступай так, как сам считаешь нужным. А именно — уходи на все четыре стороны. Мне здесь не нужен человек, от которого толку «как с козла молока». Ты для меня не нужный балласт, от которого лучше избавиться. Но предупреждаю, если ты уйдёшь и не прислушаешься к моим доводам, не обессудь. Оператор получит приказ — заглушить сигнал. И связь между прошлым и настоящим оборвётся.
