Я выхватил у Ткачёва мобильник и дрожащими руками набрал знакомые цифры. Ткачёв снова вышел, давая возможность поговорить с женой наедине.
— Кто это?
Голос Маши был взволнованным, и слышался уличный шум.
— Здравствуй, моя хорошая, воробышек, любимая девочка!
— Мишенька, это ты родной!
— Конечно это я, ты на улице, можешь разговаривать?
— Конечно, могу, сейчас еду в поликлинику, к доктору. Это правда, что ты скоро будешь дома?
— Правда, правда, соскучилась или не очень?
— Переживаю и волнуюсь. Прошу тебя, это первый и последний раз, что ты меня оставляешь одну. Скучаю, ещё как. Спасибо маме твоей, помогает мне справляться со всеми домашними делами. Не даёт тяжелого ничего поднимать, она у тебя замечательная. Мы подружились, она мне много о тебе рассказывает по вечерам, за чашкой чая на кухне.
— Машенька, надеюсь, что успею вернуться до того, как родится наш малыш.
— Хорошо, любимый, береги себя.
— Нежно целую! Маме большой привет!
На душе стало легче после разговора с Машей. Родной голос любимой женщины совсем не изменился. Разве что стал более женственным и загадочным. Захотелось всё бросить к чертям, и вернутся домой. Почему я должен заставлять свою жену страдать? В самый ответственный момент нашей семейной жизни, мне приходится сидеть в тюрьме, ходить по подземным туннелям, бороться с волком, немцами… Что за жизнь? И где только взялись Ткачёв и Михайлов со своими экспериментами? Тяжело вздыхая и проклиная всё на свете, я устало смотрел в пол и нервно курил. Ещё неизвестно, выберемся мы или нет из подвала? И проникнем ли в тюрьму? А там… Как найти нужный сейф, открыть его? Портфель.
— Есть над чем подумать?
Ткачёв появился неожиданно и выглядел мрачнее тучи.
— Неприятности, Миша.
— Серьезные?
— Серьёзней и быть не может. Сегодня ночью заминировали машину моего шефа, «AUDI RS Q3». Водитель как обычно утром провёл осмотр машины, но видно не заметил или не проверял, не знаю, не могу утверждать. Но возле Киевского академического театра кукол прогремел взрыв. Машину подбросило вверх метров на пять, чудовищной силы оказалась взрывчатка, и Иван Андреевич погиб вместе с водителем. Мне нужно возвращаться в Киев.
— Теракт?
— Сложно сказать. Одного жаль, что хорошие люди уходят, а плохие продолжают жить, мешая другим. Возвращайся.
«Хорошим людям не подкладывают под машину взрывчатку», — подумал я, и посмотрел в глаза Ткачёву. Что-то в них изменилось. И сильно. Буквально на глазах он из молодого, спортивного мужчину, превратился в старика, с морщинами под глазами, бледностью на щеках и стариковской нервозностью.
На прощание он крепко обнял меня и ушёл. Закрывая глаза, я представил подвал, волка, и стало не по себе. Уже знакомые ощущения накатили ледяной волной и, сжимая в кулаке обоймы с патронами, быстро и безболезненно переместился в прошлое.
Кузьмич стоял на коленях продолжая держать над головой крест и читать молитву. Иракли топтался за моей спиной и не шевелился. Они даже не заметили моего исчезновения. Всё прошло в доли секунды, и в подвале всё так же главенствовал голливудский хищник из фильма «Вой». С той лишь разницей, что нигде не стоял режиссёр, оператор с камерой и обслуживающий персонал с массовкой.
Вставляя новую обойму, я снова несколько раз выстрелил. Бесполезно. Огромная туша, сверкая глазищами, надвигалась, словно цунами и первым должен был пасть Кузьмич, так как он стоял ближе всего к зверю.
— Давай назад, Дёма, назад, — закричал Михо и потянул меня за рукав. — Ты же видишь, нам не справиться.
Зверь победоносно зарычал, и со стен посыпались на головы камни. Мы отходили вглубь неторопливо, наблюдая за тем, что будет дальше. Волк, упираясь в невидимую стену, открыл пасть и сделал два шага назад. Потом прыгнул и, ударившись лапами и головой, рухнул и заскулил. После ещё несколько раз он предпринимал безуспешные попытки пробить невидимую преграду, но у него ничего не получалось. Каких-то полметра разделяло его и Кузьмича. Происходило, что-то странное, необъяснимое, потому что никто из нас не видел каких-то препятствий. Мы вздохнули с облегчением, и я хотел подойти к Кузьмичу, однако Иракли не дал.
— Стой, стой, ты куда? Сила молитвы и Креста Православного, ограждает нас от хищника. И если ты сейчас нарушишь этот незримый круг, стена исчезнет, и мы погибнем.
Логика присутствовала в словах моего напарника, и я замер. Волк лежал на животе, и что-то лизал языком. Мы присмотрелись и увидели, что он лижет камень и скулит, как маленькая собачонка.
— И сколько нам ещё здесь торчать?
— Пока он не пропустит нас дальше, я так думаю, — сказал Иракли и подмигнул. — Впервые такое вижу. Чудеса, да и только. «Праведник — верою жив будет», слова Евангелия. И мы живы только благодаря Кузьмичу. Другого логического объяснения я не вижу.
Усевшись на пол, я вытер лоб. Покрутил в руках бесполезный пистолет и засунул в карман. Тут уже точно ни пуля не поможет, ни гранатомёт. От кромешной темноты было зябко и жутко. Что там ещё впереди, никто не знал. Я высказал свои предположения Ираклию. Тот недоумённо пожимал плечами. Зверь в последний раз зарычал в нашу сторону. Что-то в его поведение изменилось. Вместо лютой ненависти и громоподобного рычания, он опустил голову и вилял хвостом, как бы извиняясь за своё поведение. Шерсть на его спине улеглась, и он явно уменьшился в размерах.
— Теперь можно подойти и погладить?
— Я бы не рисковал, Иракли.
Волк скрылся так же внезапно, как и появился. Туманная дымка рассеялась, и стало легче дышать. Мы перевели дух, и помогли встать с колен Кузьмичу. Тот был весь мокрым, и в стеклянных глазах ничего не отражалось.
— Ты как, старик? Живой?
— Вот она, гиена огненная. Я вам, что говорил? Теперь проход свободен. Сколько сейчас времени?
Мои часы показывали полночь.
— В тюрьме сейчас нет никого. Я имею в виду двор. По нему пройти к корпусу труда не составит. Смотрите не напоритесь на собак. Их там великое множество. Гуляют, где хотят, для охраны.
— Большие собаки?
— Всякие, есть и большие. Один по кличке Ганс, немецкая овчарка. Этот опаснее всех остальных. Подойдёт неслышно, уткнётся мордой в ноги, а потом зубами за лодыжку и хрен отпустит. Немцы натаскали Ганса, чтобы тот прокрадывался по лесу и хватал незнакомцев. Умный пёс.
— Пристрелить его?
Я вытащил пистолет и показал Кузьмичу.
— Господь с тобой! Шум поднимется, тогда вам не уйти. Лучше по башке чем-то тяжёлым огреть. Пошли, партизаны, едрить в качель.
— Кузьмич, что это за волк был такой?
— Люди говорят, что это бродит дух покойного барина, поляка Родовича. Охраняет драгоценности. Много людей здесь полегло, вон смотрите сами.
