Звучит вечно живая классическая музыка. На балконе второго этажа маленький оркестр. Соня и Добруша сидят за столиком, на котором еще два прибора. На столе горит свеча, красуется ведерко с шампанским. На маленьком передвижном столике рядом — жаровня.
— Почему ты ничего не ешь и не пьешь? — спрашивает Соня у Добруши.
— Не могу. На тебя смотрю. Очарован тобой.
Соня иронично улыбается:
— Не терплю лести. Особенно от инородцев.
— Это не есть лесть, это есть…
— Давай есть! Правильно.
Добруша смеется.
— Ты в самом деле мне нравишься.
— А как можно еще нравиться? Не в самом деле? Понарошку?
— Не понял… Мышка-норушка?
— И Зайка-Поскакушка.
— И Серый Волк — Зубами Щелк, — говорит Добруша и щелкает зубами.
Соня смеется.
— Откуда ты про Серого Волка знаешь?
— Мой болгарская бабушка рассказывала. У болгар и русских есть похожие сказка. Значит, ты называешься «прораб».
— Ага. От слова «раб». Когда ты уезжаешь, я забыла?
— Я не говорил.
— Ах, да…
Соня уже грустила.
— В тебе много силы. Это красиво.
— Конечно, косая сажень в плечах! У нас в России не модно быть сильной женщиной.
Добруша смотрит на часы.
— Ты очень похожа на мою маму.
— Ну, сколько там?
— Они уже должны быть здесь.
— Значит, будут, — говорит уверенно Соня.
Действительно, на пороге зала появляются Нонна и Юля.
— Легки на помине! — машет им Соня.
Ни Юлька, ни Нонна ничем себя не выдали. И сам Добруша, согласно их строгой договоренности, тоже вел себя отстраненно. Он любовался Соней. Девочки любовались запеченным в яблоках гусем с гречей в утробе и подругой с новым возлюбленным. Соня любовалась аппетитом подруг.
— Мои-то! Разожрались!
— Моя… Так моя мама говорит. Му dear…
— Давайте выпьем! — предложила Соня. — За любовь.
— Ты же говорила, нет ее, — тихо напомнила Юля. — Один только голый…
— А теперь знаю точно. Есть. Как сказка. Пусть сказкой и остается…
_____
Ночью Нонна позвонила Юльке.
— Алло! Юль… Не спишь?
— Теперь нет, — зевнула Юля. Ее крепко, по-хозяйски обнимал спящий Эдик, поэтому трубку держать было неудобно.
— Юль, я любить хочу.
А Юля шептала:
— Я сейчас не приеду.
— Дура! Я правда любви хочу.
— Нонна, у меня уже глаза болят от интернета. Дай отдохнуть пару дней. И я тебе такого грека найду! Эллина древнего.
Эдик во сне еще теснее прижимает к себе Юлю.
— Юлька… Спокойной ночи, — говорит Нонна.
Добруше было сорок шесть. У него была жена, с которой он три года жил в разных квартирах. Три года — как только младший сын уехал в Бостон учиться в Технологическом колледже. Старший уже давно жил своей жизнью. Добруша никогда не спал со своими секретаршами, не знакомился с девушками через интернет и не ходил на свидания вслепую. В России он намеревался запустить новую косметическую линию, попробовать себя на рынке алкогольных изделий и, может быть, заняться каким-нибудь новым делом. У него были и нефтяные амбиции, но Добруша решил пока не соваться туда. Он был из той многочисленной армии мужчин, которые, приближаясь к пятидесятилетнему рубежу, успели поставить галочки во всех пунктах жизненной анкеты. Деньги? — Да. Работа? — Да. Общественное положение? — Само собой. Семья? — Отличная семья. Было все, что нужно, только жить не хотелось.
И это не вчера, не месяц и даже не год назад возникшее чувство. Он уже предчувствовал это, когда заметил, что жена его с годами не стареет, словно посаженная в формалиновый раствор. Он и не спрашивал, сколько пластических операций, сколько хитроумных надругательств совершила она над своей природой, чтобы оставаться вечно тридцатилетней. Он предчувствовал, что станет живым трупом. Спасибо русскому писателю Льву Толстому, которого он прочел в молодые годы, когда случайная связь с молодой официанткой, упорно соблазнявшей его глубоким декольте, обернулась судебным иском за сексуальное домогательство. Он уже знал это, когда его старший сын застрелил пятнадцатилетнего воришку, забравшегося к нему в дом. А что такого? Самооборона. Мальчишка угрожал игрушечным пистолетом, который трудно отличить от боевого. Добруша все чаще вспоминал свою болгарскую бабку, которая пела тягучие, как виноградная патока, песни и рассказывала сказки. Серый Волк — Зубами Щелк.
И что-то щелкнуло в нем, переключилось. Накануне очередной деловой поездки в Москву Добруша обратился в агентство, оказывающее содействие в знакомствах, браке и сексуальных развлечениях высокопоставленным клиентам. Московских кандидаток он забраковал, а вот женщина из Петербурга ему понравилась. Что ж, он слышал, Петербург — очень красивый город. Он хотел развлечься.
Добруша стоит около открытого окна и курит. Соня мирно и счастливо спит и видит прекрасные сны. Она шевелит рукой, пытается обнять Добрушу, но нащупывает только подушку.
— Эй! Ты чего не спишь?
— Утром самолет.
Соня зевает:
— Какой самолет?
— «Боинг». Санкт-Петербург — Нью-Йорк.
Соня окончательно просыпается и садится на кровати.
— Я заметил, я не могу быть без тебя долго, — говорит он, глядя в окно. — Даже когда ты в душе, это для меня долго. Я чувствую уже себя одиноким без тебя. Я считаю минуты. Я знаю, сколько ты моешься. Я никогда так не чувствовал.
— Дай сигарету… Сколько у нас осталось времени?
— Думаю, что вся жизнь.
Соня усмехается. Она знала, что сказка кончится. Для нее это не удар, не потрясение. Она взрослая женщина. Он ничего не обещал. Он не использовал ее, как остальные. Она справится. Надо заучить эти фразы и повторять, как пионерскую речевку.
— Во сколько самолет?
— В двенадцать.
— Подожди, а как же стройка? Ты ведь приехал делать заказ?
— Я приехал искать тебя.
И это правда.
— Как-то все очень быстро. Тебя там ждут? Жена? — спрашивает Соня.
Добруша тушит сигарету в пепельнице, садится рядом с Соней и обнимает.
— У меня есть жена далеко, в Америке. Но она меня уже давно не ждет. И я ее уже давно не жду… Меня там ждет мой бизнес. Поехали со мной.
— Я не могу. У меня дочь и… и… муж. Который объелся груш.
— Не понял, — спрашивает Добруша, искренне беспокоясь, не за бестолкового Жорку, конечно, а за свою Соню. — Не понял, что с мужем? В больнице?
