— Жора! Что?!
Жорик поднял на жену мутные глаза.
— Сейчас по радио песню передавали. «Выхожу один я на дорогу…» Я хотел понять, как это?
В таких случаях Нонна советовала уйти в работу. При обычных обстоятельствах Соня не разделяла этого убеждения подруги — трудоголики казались ей людьми, не способными радоваться жизни. Но теперь она готова была вступить в их партию. Потерпев очередную любовную неудачу и осознав скорый и неминуемый крах третьего брака, Соне оставалось только закопаться в счета и деловые бумаги. Последней надеждой казалась старенькая баня. Но и тут происходила какая-то чертовщина.
— Я не понимаю, почему не подвозят оборудование? — спросила она у Лейбы. — Я позвонила в банк, и мне сказали, что на счет наложена инкасса.
— И что, нет ни копейки? — невинно изумился старик.
Соня опустила голову, молчит. И Лейба Аронович помалкивает. Соня предчувствует близость катастрофы. По щекам непроизвольно льются слезы, и она ненавидит себя за это. Надо быть сильной! Сильной надо быть! Но жизненные силы, а также сила духа, сила мысли и сила слова изменили ей одновременно. Оставалось лишь плакать и жаловаться.
— Я хотела денег заработать… Мне на психологических тренингах говорили, надо смело браться за новые начинания… Я бралась. Я все время берусь. И ничего не выходит!
— Ну почему же ничего? Сонечка, отчего же ничего?
— Я могу бухучет за ночь выучить, если буду знать, что мне за это заплатят. Я учу, а мне не платят…
— Бедная девочка, — жалеет ее Лейба. — Неужели в твоей жизни не было ни одного мужчины, который смог бы сделать так, чтобы ты жила как нормальная женщина?
— Моя подруга говорит, что все вы — козлы.
— Не обижай старого Лейбу. Он тебе еще пригодится.
Но Соня не обижает, она рыдает.
— День моются пенсионеры, день оккупанты, два дня Эдуард со своим «Инферналом», день выходной. Что же мне остается? Я потратила все деньги, а мне ничего не привозят. А даже если привезут, то работать все равно невозможно. Невыносимые условия для работы. Я пропала. Нонна у Дроздова денег одолжила. Как отдавать? Я пропала!
Лейба Аронович неопределенно вздохнул. Было непонятно, сокрушался ли он или скрывал радость от Сонькиного поражения. Но старик погладил пушистую Сонину макушку и сказал:
— И опять ты недооценила старого Лейбу. Не выжил же я еще из ума, чтобы выполнять все твои глупые приказания. Лейба позвонил, Лейба снял деньги со счета, и теперь деньги у Лейбы. У бедного Лейбы. Твой ремонт никому не нужен. Никогда не плыви против течения жизни — у тебя не хватит сил. А Лейба выжил. Лейба живет давно и еще не скоро умрет. Пока все друзья Лейбы были диссидентами, Лейба любил свою жену и работал в этой бане. И кое-чему научился в жизни. Ты думаешь, это диссиденты свергли советскую власть? Это сделал Лейба тихой сапой, любя свою семью. Это маленький кролик Лейба задавил удава тоталитаризма. Никакого оборудования не будет. Все останется как есть. И это прекрасно!
Соня улыбается, вытирает слезы.
— Браво, Лейба Аронович! Научите меня жить и помогите материально.
— Это парное катание, моя девочка.
— Давайте покатаемся, — просит Соня.
— У меня есть предложение, от которого ты не сможешь отказаться.
Лейба Аронович достает из старенького ободранного портфеля пачку денег. У Сони округляются глаза.
— Что это?
Но это еще не все. Руки старого банщика извлекают заранее приготовленную доверенность.
— А сейчас, моя девочка, ты тихо и спокойно подпишешь доверенность, в которой поручишь все ведение дел Бухману Льву Аароновичу, то есть мне. Сама же ты будешь спокойно жить.
— Покой нам только снится.
— Курочка по зернышку клюет. Деньги, конечно, будут небольшие, но верные. Перейдем на рыночные рельсы ихней экономики, только по-нашему.
И Соня подписывает доверенность, испытывая волшебное ощущение освобождения от страшной опасности и гнетущей ответственности. Как хорошо иметь партнера. Может быть, действительно, нельзя брать на себя весь ворох проблем, и жизнь — это парное катание?
— Вы что, заранее знали, что я пойду на ваши предложения?
— Я очень давно живу на свете. По рукам?
— По рукам.
Лейба Аронович залезает в портфель и достает плоскую бутылку коньяку, нарезку колбасы, батон и пачку чая.
— Какой у вас вместительный портфель.
— Сейчас уж таких не делают, — сокрушался Лейба.
— Сейчас уже и людей таких, как вы, не делают.
— Лестно. Видишь, я в честь нашей сделки и закусочку заранее припас.
Лейба Аронович разливает коньяк по стаканам.
— Ну, с почином, Софья Викторовна! Дай нам бог!
— С почином! Будьте здоровы!
— Как говорится, алаверды.
И они чокаются.
_____
И Соня расцвела. Закапали первые копейки — зернышки, как называл их Лейба. Поплыли и заказы на лепку. Соня отложила развод с Жорой и пару раз сходила с Юлей в бассейн. Она даже косметолога стала посещать, в кабинете которого и раздался однажды эпохальный звонок.
Лицо Сони было покрыто толстым слоем грязевой маски, поэтому она могла только мычать и таращить глаза в сторону телефона.
— Нет, это не Соня. Оставьте ваши координаты. У нее совещание, — ответила косметолог Таня, записала что-то на клочке бумаги и сказала: — Звонил какой-то Роман. Просил перезвонить.
Соня торжествовала. Роман явился просителем.
— Ты мне свидание назначил, чтоб молчать? — спросила Соня. — Ну, выкладывай. Чего тебе надобно, старче?
Рома закурил.
— Соня… Я очень не хотел к тебе обращаться. Но так случилось, что я уволился с автобазы.
— Увлекательно рассказываешь.
— У меня отняли права за пьянку. Начальству письмо отправили из ГАИ. А я вместо того, чтоб извиниться, сказал начальнику, что он — мудак. Начальник не обиделся, ему все это говорят. Но потом я на автобазе нажрался, упал на ларек с запчастями… В общем, мало того, что мне не заплатили за предыдущий месяц, так я еще и должен остался.
— Так начальник же не обиделся?
Рома вздыхает.
— Он расстроился…
— Ты у меня денег пришел клянчить?
И Рома понял, что она не даст.
— Натурой тоже не возьму. Я еще не в том возрасте. Вот подожди немножко, лет двадцать, тогда я буду деньги за эти удовольствия платить. Правда, уже твоим внукам.
Беседа Соню утомила. Если бы он кинулся целовать ноги, заговорил бы о любви, напомнил, как хорошо у них шло в сексуальном плане, возможно, она согласилась бы обмануться еще разок. «Я сам обманываться рад…». Но эвакуаторщик молчал о любви.
