— Может, у нее травка в сигаретах? А тебе слабо травку покурить? — спросил режиссер Федоров.
— Она не курит, — сказал Олег.
— А что она делает, по-твоему?! — удивился Федоров. — Дымит как паровоз. Ну что, станцуешь? — обратился он к актрисе, но та отказалась.
— А я спляшу, — Федоров поднялся. — Пойду приглашу ее.
Но как только он шагнул к Нонне, музыканты завершили флегматичный блюз длинной вопросительной нотой.
Шершневский облегченно вздохнул. Он уже ревновал.
— Сплясал, — съязвила актриса.
— Иногда не везет, — согласился Федоров. — Но в основном я в порядке.
— Она старается, чтобы мы ее запомнили, — проговорил Олег.
— Успешно, успешно старается, надо сказать…
Из обрывочных воспоминаний Нонны всплыла бутылка шампанского.
— Это вам с того стола, — объяснил официант.
— С какого? — игриво спросила она и завертела головой по сторонам. Локоны замысловатой прически подпрыгивают в такт движениям. Грузины черноголовыми птицами кивают ей. Она радостно машет в ответ:
— Как «Властелин», понравился?
Пенистый поток шампанского льется на скатерть.
_____
Потом Нонна обнаружила себя на эстраде у микрофона. У нее в руках несколько сигарет.
— Качество этих волшебных палочек просто сумасшедшее, — говорит она. — Хотите, на спор? Могу закурить десять штук сразу. Десять «Властелинов» у меня во рту.
Хор голосов со всех сторон, как в греческой трагедии, подгоняет действие: «Хотим! Давай!»
Олег срывается с места:
— А хотите, я двадцать закурю?
Нонна искренне и пьяно удивилась:
— Да ну? Двадцать «Властелинов»?
— Меня здесь многие знают, — Шершневский обводит взглядом ресторанный зал. Что он здесь делает, на этой маленькой эстраде? Какая сила вытолкнула его сюда? А люди кричат: «Вся страна знает!! Во дает Шершневский!». Отступать поздно.
— Потом расскажете всем, что Олег Шершневский закурил сразу двадцать сигарет, — сообщил он залу и наклонился к Нонне: — Как называются?
Нонна обрадованно сообщает:
— «Властелин»!
— Двадцать сигарет «Властелин».
И во рту Олега задымилась золотистая обойма.
Еще Нонна помнила, что пела, или у нее в голове пело: «Дымок от папиросы, дымок голубоватый…». Опершись локтями о спинку стула, она видела со сцены, как грузины дрались с осветителями, официанты рассматривали пачку «Властелина», Федоров прижимался к своей музе. И всем им Нонна пела о том, что любовь печальна. Она рассеивается, как дым, и дым рассеивается, и остается печаль. И еще Нонна помнила, что на нее не отрываясь смотрел человек с очень знакомым лицом. Но Нонка уже не помнила, кто.
За этим следовал серьезный провал в памяти, граничащий с амнезией. Совершенно голая, Нонна проснулась в широкой и чужой постели и беспокойно осмотрелась. Испугалась она позже, когда в спальню вошел Олег Шершневский. С буйным воплем женщины, увидевшей мышь, она натянула одеяло по самые брови. Олег остановился в дверях.
— Кофе в постель подавать не буду, — предупредил он.
— Вы кто? Ой, я вас помню…
— Кофе-то я сварил. Я кофе хорошо варю. Но в постель… Пошло как-то. Нет?
— Вы что здесь делаете?
— Я? Живу здесь.
— Какой кошмар!
Олег схватился за лицо, будто у него зуб заболел, и начал смеяться. Что еще оставалось?
— Нет, вы не так меня поняли, — попыталась объясниться Нонна. — Что я здесь делаю?
— Нет, я знал, что будет нелегко, но чтобы так сразу…
— Вы врете!
Олег уже хохотал:
— Да я ничего не сказал.
— Только не говорите мне, что мы с вами здесь спали!
Нонка вскакивает. Одеяло падает на ковер. По груди, по плечу к спине тянется змея обольстительная, нарисованная Юлей. Нонна подхватывает ворох своей одежды и выбегает из комнаты. Олег, продолжая смеяться, падает на кровать. Голова Нонны появляется в проеме двери.
— Я должна сразу сказать вам. Я ничего не помню, значит, ничего не было!
— Обычно я так веду себя с женщинами.
— Считайте, что я — ваше возмездие за униженных и оскорбленных вами.
— Коварная, ты клялась мне ночью в вечной любви.
Нонка снова хмурится, пытаясь вспомнить: «Было или не было?». Так и не вспомнив, она снова исчезает.
— Не может быть! — раздается ее голос.
— И как честный человек, ты обязана на мне жениться, — он вышел в гостиную.
Нонка стояла у окна, уронив лицо в ладони. Он тихо спросил:
— Ну, что еще в таких случаях говорят женщины?
— Что-то про беременность. Но с вами этого не может быть.
— Да уж надеюсь.
Олег пытается обнять Нонну.
— Понимаете, я другому отдана и буду век ему…
— Все, все. Уже не верна. Все!
«Какой ужас!» — думает Нонна.
— Какой ужас! — кричит она.
— Господи, — взмолился Олег. — Ну почему у всех девушки как девушки, а мне дурочка досталась?
— Не говорите так.
— Я с большой симпатией. Как в сказке.
Нонна покачала головой. Он сам не знает, что говорит.
— Я не ваша девушка.
И Нонка убежала. Дверь грохнула, вздрогнули стены.
Он хотел стряхнуть с себя ночное приключение. Посмеяться, рассказать о нем друзьям, но когда позвонил Федоров, в подробности пускаться не захотел.
— Да. Привет, старик… Девушка только что покинула меня… Ну что ты плетешь? Никто никого не домогался… Подробностей не будет. Нет…
Олег заметил незнакомый пакет. Придерживая плечом трубку, стал разворачивать его.
— Сумасшедшая, конечно, но не буйная, нет… Ну о чем ты говоришь? Ничего не было. Всю ночь травила меня своим «Властелином», а утром прочла лекцию о вреде курения и ушла… Старик, не хочу про нее говорить… Ладно, пока. У меня сегодня выходной, а завтра я на съемки уезжаю… Нет, сначала в Прагу, а потом в Москву… Приеду, позвоню. Счастливо. Ага, бывай.
Олег раскрывает папку. «В начале каждого часа. Пьеса для небольшого театра». Он начинает листать страницы.
Нонну мучили похмелье, совесть и табачная компания. Она хотела домой на диван, а вместо этого сидела в кабинете управляющего и пялилась в экран телевизора. Мало того, что она опозорилась, напилась и согрешила, она вынуждены была выслушать рассказы очевидцев, зафиксированные на пленку.
