— Я не в этом смысле! Я заплатила за мифическую работу потерей своей пьесы.
Но Юля уже почти не слышит их. На белом листе она пишет: «Лови удовольствие, плати и не раскаивайся!»
Глава 5
О ПРАКТИЧЕСКОЙ ПОЛЬЗЕ ПУТЕШЕСТВИЙ
Если по воде разлить нефть, она будет гореть. Доказано практикой. Если в бассейне плавает Юлька, эффект приблизительно такой же. Доказано практикой. Юля ненавидела резиновые шапочки, они давили на голову и портили волосы. Но водную аэробику Юля терпела. Это был необходимый компромисс, так как Юле претили другие разновидности физических упражнений. Женщины в дорогих купальниках вначале относились к ней с опаской: уж очень сильно она эпатировала их татуированным телом и красными волосами, однако вскоре привыкли — дурных наклонностей у девушки не было. Тренер, молоденькая блондиночка, скакала по кромке бассейна, показывая разнообразные движения, а женщины в воде повторяли их под искрометный «Чардаш» Монти. Снопы брызг разлетались в разные стороны. После занятий радостно дышалось обновленными легкими, благодарное тело легко гнулось во все указанные хозяйкой стороны. Два раза в неделю, после каждой тренировки, Юля хвалила себя за силу воли, за то, что смогла встать пораньше, что не поленилась доехать до бассейна. На сегодня эйфория отменялась. Ее, еще мокрую после тренировки, вызвонил фиктивный муж Коррадо.
— Коррадо, ты чего звонишь? У вас же сейчас дремучая ночь. У тебя бессонница? Черт, с меня ручьями стекает вода, а ты нудишь…
Юля натягивает на себя свитер, путаясь в рукавах и роняя трубку.
— О господи… Где эта чертова трубка? — она шарит рукой по полу, нащупывая телефон. — Я не тебе говорю. Я трубку уронила…
Коррадо просил не ругаться, а Юлька злилась.
— Слушай, хочу — чертыхаюсь, хочу — не чертыхаюсь. Я уже большая девочка.
Коррадо просит посетить Канаду.
— Нет, я не могу приехать… Коррадо, я хочу начать здесь собственное дело.
Юля надевала штаны и шнуровала ботинки, а Коррадо предлагал денег на Юлькино дело, но только в Канаде.
— Не надо денег! Потому что я хочу начать свое дело в Питере, а не в Торонто!
— Ну пожалуйста!
— Коррадо, я не приеду.
— В Канаду!
— Я не могу в Канаду, я не хочу в Канаду.
— Ответственность перед семьей!
— Передай маме, что я ее очень люблю, но я не приеду. Как говорится, прости, что нарушила ваши планы…
Он говорил, когда она вытиралась. Он говорил, пока она одевалась. Упрашивал, пока она шла к стойке администратора.
— Я позвоню ей сегодня же вечером. Но я, честно, не могу приехать. Слушай, ну что ты все ноешь? Мы с тобой и поженились-то фиктивно практически. Просто моей маме по плану нужен был зять и внуки, а тебе, для развития бизнеса, мамины деньги.
Он заговорил о любви.
— Какая любовь? Коррадо, опомнись!
И снова о деньгах.
— Коррадо, ты что, покупаешь меня? Мне не нужны деньги.
А деньги были нужны: только что отдала администратору пятьсот рублей за занятие, и в кошельке остались крохи.
— То есть мне нужны, конечно, деньги. Но я против, чтобы от тебя. Хотя тебе спасибо. За что? За предложенную помощь.
Коррадо был неутомим, упрашивая ее приехать, но делал это неталантливо.
— Коррадо, я поняла! Ты должен был жениться на моей матери! Ты видишь во мне мою мать. Нет, я понимаю, что она для тебя старовата… Но это она — предприимчивая, умная и хладнокровная стер… Нет, это нехорошее слово… Я хотела сказать, тетка. Я другая совсем. Я — шальная. Я — кошка, которая гуляет сама по себе. Пойми, я не могу жить без Питера. Я чаек над помойками люблю. Без наглых кошек в магазинах мне трудно. Без сквозняков на лестницах как-то неуютно. И уж точно, я не смогу прожить без своих подруг.
Юля подала нищенке деньги. Высыпала в заскорузлую ладонь все, что было в кошельке. А Коррадо между тем запел о любви.
— Любишь меня?! — удивилась Юля. — Но ведь не настолько любишь, чтобы перенести в свой Торонто мой Питер и моих девчонок… Коррадо, опомнись, не надо приезжать!
Она хотела купить мороженого у дородной торговки в белом фартуке, надетом поверх теплой куртки. Показала пальцем на сахарную трубочку в шоколадной глазури, совсем забыв, что денег нет. Заболтал проклятый иноземец. Она продемонстрировала продавщице разверстый, пустой кошелек, улыбнулась разочарованно и отошла от лотка. Торговка не возмутилась, хотя могла. Просто флегматично бросила яркий конус обратно в морозильную камеру.
— Мне грустно, Коррадо. Мне грустно. Не хочу быть больше маменькиной дочкой, но так получается, парень… получается, что я сама ничего не умею. Я виновата, Коррадо?.. Нет? Ну пока… Звони, дорогой. Ты хороший друг.
А ведь действительно грустно. Юля сует в рот пластик жвачки. Какая странная жизнь. Взять того же Коррадо. Родился в Италии, хоть ее и не помнит. Живет в Торонто, хоть его и не любит. Крутит дела с Ларисой Артемьевой, хоть и боится русских. И еще Юлька свалилась на его голову. Сначала это был просто бизнес и ничего личного. А потом привязался. В его влюбленность Юля не верила, но, по мнению Коррадо, его чувства вполне хватило бы для строительства нормальной и крепкой семьи. Но это было его мнение. Юля его не разделяла. Конечно, ей хотелось семьи. Хотелось, чтоб любовь до гроба, как у Нонки. Или чтобы страсти роковые, как у Соньки. Она сама не очень-то сознавала, чего желала. Была мечта о счастье. А как оно выглядит, счастье-то?
Юля идет вдоль строительных лесов, обнесенных забором. На заборе, одна за другой, с десяток афиш группы «Фюзеляж». На них Тереза Обломова — фронт-вумен группы. Вдоль афиш она доходит прямо до дверей «Тату-салона» и на пороге нос к носу сталкивается с Терезой Обломовой, которая отлепляется от афиши, словно сходит с нее, чем пугает Юлю, — афиша черно-белая, и Обломова тоже какая-то черно-белая.
— Мать твою! Простите! Напугали вы меня!
Обломова растягивает слова и жует жвачку: — Хочу татушечку. Мне про тебя разные люди рассказывали, что ты картинки какие-то офигенные придумываешь.
«Неужели я так же выгляжу, когда жую?» — подумала Юля.
— Да? Подождите, сейчас дверь с сигнализации сниму.
Обломова пела про небеса, смерть, лето, про текилу и другие алкогольные напитки. Голос у нее сильный, хоть и не поставлен толком, но поет она много и с охотой. Даже сейчас, под инструментом Юли, Тереза голосит, подпевая собственной магнитофонной записи. Юля наклонилась над животом Обломовой и наносит затейливый рисунок — репейник. Обломова отпивает из фляжки виски. Юля рассказывает, укладывая слова в паузы между музыкальными фразами:
— Я не очень люблю сразу на «ты». Чтобы не подумали, что я навязываюсь сразу дружить — взасос и со слюнями. Потом, как только с человеком познакомлюсь поближе, перехожу на «ты». Меня даже обидеть может, что на «вы»… А этот мой Коррадо — он не понимает настолько по-русски. То «выкает», то «тыкает», и без всякой системы. Он канадец, правда, итальянского происхождения… Беда с ним.
