Она не тронет Бармаглота – пусть только Джокер останется жив.
Она бросит Мэри-Энн на съедение чудовищу – пусть только Джокер останется жив.
Она послушается Шляп Ника. Отвернется, не слушая мольбы Мэри-Энн, и убежит сквозь Зеркало. Не станет оглядываться, пусть только Джокер останется жив.
Она готова на все. Выйти замуж за любого Короля. Носить любую корону. Отдать сердце любому, кто ни попросит. Она готова пойти в услужение к самому Времени, если оно вернет ей Джокера.
Ее страдания сменились вспышкой неистового гнева, когда Время отказалось отвечать. Не будет следующего раза, нет никакого другого времени, да и времени вообще.
Сколько ни обещай, сколько ни торгуйся, это ничего не изменит.
Джокера больше нет.
Далеко за полночь к ней на подоконник опустился Ворон. Бросившись к окну, Кэт распахнула его, но Ворон лишь сообщил, что Питер не найден.
Кэт упала на ковер, и боль набросилась на нее с новой силой.
Она рвала ей душу, приводя в неистовство.
Прошла ночь, а Кэт все металась, бросаясь на всех, как дикий зверь. Когда Абигайль принесла чай, она запустила подносом в стену. Когда Мэри-Энн осмелилась предложить ей ванну, она завизжала и стала отбиваться кулаками. Когда матушка, слишком напуганная, чтобы войти, попыталась заговорить с ней через приоткрытую дверь, Кэт зарычала и заткнула уши, чтобы не слушать. Она обдумывала, как уничтожить Питера. Она поклялась каждой песчинкой в бухте, что отомстит за гибель Джокера.
Прошло целых два дня, прежде чем она смогла заплакать, а когда начала, то будто плотину прорвало – она уже не могла остановиться.
УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится. Та будет УПРАВЛЯТЬ страной, а тот с УМОМ навек простится.
Пока сбылось только одно из пророчеств.
Джокер лишился головы. Джокер был мертв. Ее Джокер.
Глава 49
Тоненький смех и шуршание веток разбудили Кэтрин. Она широко раскрыла глаза. Раздувая ноздри, ясно почувствовала бодрящий цитрусовый аромат.
Одеяло она сбросила ночью во сне, видно, из-за очередного кошмара с чудовищами, убийцами и каруселями, и теперь лежала на сбившихся простынях в липком холодном поту. Над головой покачивались плоды – не желтые, а красные, не лимоны, а апельсины-корольки, каждый апельсин в маленькой короне.
Ослабевшей рукой она дотянулась до низко висевшего плода и сорвала с ветки. Деревце зашелестело.
Королек оказался увесистым и с трудом поместился в ладонь.
Наверху в кроне деревца кто-то шушукался и хихикал. Подняв голову, Кэт увидела, что сквозь листву на нее глядит пара больших черных глаз.
Сев на постели, Кэт сердито уставилась наверх.
– Что вам нужно?
Тилли отодвинула ветку, и Кэтрин увидела ее узкое личико и мягкие волосы, в которых запутались листья.
– Мы говорили тебе, что это случится, – заговорила она зловещим детским голоском. – Помнишь: УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится. Та будет УПРАВЛЯТЬ страной, а тот с УМОМ навек простится.
Ненависть застлала ей глаза, кроваво-красная, пылающая. Издав утробный крик, Кэт метнула апельсин в девочку.
Тилли увернулась, королек пролетел сквозь ветви, и шлепнулся на ковер, корона отлетела в сторону.
– Это было невежливо.
Кэт обернулась, ища обладательницу второго голоска. Элси с неряшливо остриженными волосами уцепилась за кроватный столбик.
Из-за балдахина выглянула третья девочка, она висела вниз головой. Длинные волосы Лэйси касались подушек.
– Вообще, – заметила она, – это было не очень-то по-королевски.
– Вон! – закричала Кэт. – Он погиб из-за вас! Вы нас прокляли! Убирайтесь вон!
Три Сестры смотрели на нее совершенно невозмутимо, словно она предложила им чашечку чая.
– Не мы занесли топор, – сказала Тилли.
– Не мы убили Бармаглота, – сказала Элси.
– Не мы вошли в ту дверь, – сказала Лэйси.
Из глаз Кэт хлынули слезы, закипающие от злости.
– Это все ваше пророчество! Вы его убили. Вы… – прорыдала она. – Убирайтесь вон. Оставьте меня в покое.
Лэйси начала раскачиваться, ее длинные волосы щекотали Кэт, задевая ее плечо.
– Мы многое видим, – произнесла она. – Мы знаем многие судьбы. Мы пришли предложить тебе сделку.
Кэт вытерла глаза. На мгновение ее охватила надежда. Жестокая, хрупкая надежда. Она едва осмелилась выдохнуть слова, которые родились на языке.
– Вы можете… вы можете вернуть его?
Девочки зацокали языками, словно Кэт удачно пошутила. Тилли покачала головой и раздвинула ветки, так что теперь она была видна до пояса. Одна из веток оцарапала ей щеку, но, хотя царапина кровоточила, девочка не обращала на это внимания. Алая кровь казалась странно живой на фоне ее мертвенно-белой кожи и пустых черных глаз.
– Мы не можем вернуть убитого, но можем дать тебе кое-что, чего ты тоже хочешь.
– Что? – затрепетала Кэт.
– Отмщение, – сказали Сестры хором.
– Питер Питер бежал, теперь его не найти, – продолжала Элси. – Твой Ворон – убийца, но не ищейка, а больше Питера никто не разыскивает. Король хочет как можно скорее обо всем забыть.
– Но Питер Питер в отчаянии, – подхватила Лэйси. – Его жена мертва, все его хозяйство загублено. Он придет к нам, в поисках новой жизни в Шахматном королевстве.
Тилли улыбнулась, показав щербинку между зубами.
– Мы можем отдать его тебе, чтобы правосудие свершилось.
У Кэт так пересохло горло, она не могла вздохнуть.
Они правы. Ворон потерял след, а Король слишком жалок, чтобы заниматься охотой на убийцу и похитителя.
Мэри-Энн – Кэт это знала – выдумала историю о прошедшей ночи, изо всех сил пытаясь спасти репутацию Кэтрин (которая больше не имела для Кэтрин никакого значения). Служанка рассказывала всем, что, узнав всю правду о преступлениях Питера, отправилась туда, чтобы остановить его и Бармаглота, а Кэт и Джокер пришли ей на помощь.
Джокер после смерти стал героем, все обвинения с него были сняты.
Впрочем, Кэт это никак не оправдывало. Она, как ни крути, бежала из замка спустя несколько минут после того, как приняла предложение Короля. Ее на глазах у всех увел за собой другой мужчина. Король был унижен и предпочел сделать вид, будто ничего и не было.
У Кэт такой возможности не было. Она все помнила, и нельзя было ни уклониться от прошлого, ни забыть о нем.
Питер заслужил наказание. Он заслужил смерть.
Впервые с тех пор, как, лишившись чувств, она упала в грязь на тыквенной грядке, Кэт почувствовала, как у нее в груди, волнуясь, бьется сердце.
