У нее упало сердце. В его голосе не было горечи. Как же так? Она ничего не понимала. Ведь поменяйся они ролями и начни Джокер встречаться с другой девушкой, Кэт разорвало бы в клочки. Ее чувства тогда можно было бы сравнить с лимонной цедрой, натертой на терке.
Она отступила назад и открыла глаза, держась рукой за белый камень.
– Вы не должны прикасаться ко мне, – сказала она голосом, дрожавшим, как и ее сердце.
Джокер прислонился к камню.
– Вы правы. Простите меня.
Кэт не могла понять, насколько искренне он это произнес. Ее сердце так и рвалось из груди к нему. Она уже жалела, что отодвинулась. Ей хотелось, чтобы Джокер крепко прижал ее к себе.
– Скажите мне, сэр Рух, с дамами в Шахматном королевстве у вас было принято такое же обхождение?
– О каком именно обхождении вы толкуете? Вы имеете в виду мои хорошие манеры, очаровательное остроумие, загадочную харизму или…
– Я имела в виду ваше упорное желание вогнать меня в краску без всяких причин – только затем, чтобы потом надо мной посмеяться.
Он побледнел, а потом шагнул к ней. Кэт слышала, как скрипнули его кожаные сапоги.
– Уверяю вас, миледи, вспоминая этот наш разговор, я не буду смеяться.
Кэт опустила ресницы. Внутри у нее все дрожало.
– Мне нужно вернуться. Родители будут волноваться. – И она повернулась к выходу.
– Подождите?..
Это был скорее вопрос, чем требование, поэтому Кэт задержалась. Глупая надежда волной пронеслась по ее венам.
– Конечно, я здесь не у себя дома…
Она обернулась к нему. Джокер снял перчатки и теперь мял и крутил их в руках, будто хотел задушить. Лицо его оставалось спокойным, но руки говорили о другом.
– Король… – начал он, и Кэт вздрогнула. Хорошо, что Джокер не заметил, занятый своими перчатками. – Он действительно к вам неравнодушен. Я думаю, он искренне хочет сделать вас счастливой.
Кэтрин ждала продолжения, но молчание затянулось, и казалось, что уже сказано все.
– Вы предлагаете мне принять его предложение?
– Нет, – заторопился он. – Но если бы вы его приняли, я бы все понял. И был бы счастлив за вас.
– Какое утешение, – Кэт сжала кулаки, – что хоть один из нас будет счастлив.
Джокер снова посмотрел на нее, сдвинув брови.
– Что-то случилось там, на берегу, – сказал он, роняя на камень перчатки. – После кадрили вид у вас был такой, словно вы увидели привидение.
– Не понимаю, о чем вы. – Она скрестила руки на груди. – Я собираюсь участвовать в состязании кондитеров со своим пирогом. Наверное, из-за этого и нервничаю.
На губах у шута мелькнула слабая улыбка.
– Что-то не верится.
– Откуда вам знать? Я могу нервничать, сколько захочу.
Он пожал плечами.
– Мы с вами оба отлично знаем, что вы победите в состязании.
– Ничего такого я не знаю. – Она выпрямила спину. – Я предполагаю, что могу победить, но это ведь не то же самое. И хочу, чтобы вы знали: если это был комплимент, то не слишком удачный.
– Это не было комплиментом, но если вам хотелось его услышать… – взгляд Джокера стал мягче, – в этой невероятной шляпке вы невероятны. Абсолютнои бесспорно невероятны. Я уверен, что Шляп Ник этого и добивался, однако он и представить не мог, насколько удачным окажется его затея. Иначе не выпустил бы вас из своей лавки в этом уборе.
Он замялся, покашлял и несколько смущенно добавил:
– Вот что я хотел сказать.
– Вы невыносимы! – усмехнулась она, но ее сердце снова учащенно забилось.
– Вы не первая, от кого я это слышу, – его минутная застенчивость снова сменилась возмутительной усмешкой.
Кэт крепче стиснула кулаки, словно защищаясь – а может, удерживая себя, чтобы снова не пуститься в объяснения.
– Вы ведете себя так, будто знаете меня, но, представьте себе, это не так, Вы не знаете, что я люблю, чего хочу, что вижу во сне…
– Если не ошибаюсь, во сне вы видите меня.
– Зачем я только рассказала вам об этом.
У Джокера блеснули глаза. Кэт продолжила:
– А мне известно только, что вы пробираетесь среди ночи в спальни к девушкам, распускаете шнуровку у них на корсетах, когда они лежат без чувств. И вы, кажется, хотите, чтобы я привечала Короля, но тут же называете меня невероятной и прикасаетесь ко мне, хотя не должны. И еще вы вечно смеетесь надо мной, и у вас есть какое-то тайное поручение от Белой Королевы, но я не имею ни малейшего представления, что это значит, и не могу понять, где реальность, а где иллюзия, и я… я должна вернуться. – Кэт шагнула прочь. – Благодарю, что защитили меня от толпы, но мне пора возвращаться.
– Я тоже не могу перестать думать о вас, леди Пинкертон.
Кэт не сделала ни шажка, но почувствовала, что ее ноги уходят в песок. На этот раз она не посмела оглянуться. Но это и не понадобилось. Еще миг – и Джокер оказался перед ней. Сейчас он не дотрагивался до нее, но стоял так близко, что мог бы дотронуться.
Ее решимость рушилась, таяла под ее взглядом. Как он смеет смотреть так, словно смущен или испуган, ведь это у нее – не у него! – в груди стучит кузнечный молот?
– Я не говорила ничего подобного, – пролепетала она.
– Знаю, но надеюсь, что вы имели в виду именно это. – Джокер облизал губы (едва заметно, но из-за него у нее самой стало покалывать губы). – Я постоянно думаю о вас, леди Кэтрин Пинкертон, дочь Маркиза Черепашьей Бухты. Я пытаюсь перестать, но ничего не получается. Вы околдовали меня сразу, как только я впервые вас увидел в том алом платье, и я не знаю, как с этим быть и что делать – только использовать все свои умения и попытаться околдовать вас.
В камнях завыл ветер, на берегу зашептали волны, а у Кэтрин так и не знала, что ответить.
Джокер позволил своему взгляду оторваться от Кэт, и только после этого она кое-как сумела снова начать дышать. Он поскреб висок и, с удивлением обнаружив на голове трехрогий колпак, сдвинул его набекрень, бубенцы зазвенели. Волосы под колпаком были спутаны. Теперь, когда шут не смотрел на Кэт, он опять мог показаться робким, но ей трудно было в это поверить.
Робкий, дерзкий, обаятельный, возмутительный – и Кэтрин падала, падала, падала…
– Его Величество постоянно со мной советуется. – Джокер опять поднял глаза, в них было страдание. – Кажется, он считает меня экспертом в ухаживании за вами. Что сказать, какой подарок прислать… И я помогаю ему, потому что… ну, это моя обязанность. Но кроме того, я иногда представляю себя на его месте – как если бы я был… достоин вас.
Сердце Кэт отбивало барабанную дробь.
– Вы хотите сказать, если бы вы были благородного происхождения.