Кэт не сразу вспомнила, что она здесь с Королем. Он ее суженый. Многие уверены, что она уже помолвлена.
Только после этого она осознала, что все время ищет в толпе Джокера.
С тяжелым сердцем она шла по быстро пустеющему фойе. Увидев ее, Король оживился и, торопливо простившись с Графиней, повел вверх по лестнице. Она следовала за ним, волнуясь все сильнее. Вниз по роскошному коридору, украшенному искусными гипсовыми фигурками грибов – от тонконогих опят до ярко-красных широкополых мухоморов. Светильники в виде факелов лили теплый свет.
У Короля была отдельная ложа на первом ярусе балкона – из таких лож обычно хорошо видна сцена, зато и сидящие в них отлично видны остальным зрителям. Белый Кролик отдернул бархатные шторы.
Кэт увидела внутри Джокера – поджидающую их безмолвную тень, – и сердце у нее радостно забилось. Ворон чистил перышки, по-прежнему сидя на жезле.
Впрочем, Джокер даже не повернул в их сторону головы, и Кэт снова сникла.
– А вот и мы, вот и мы! – затараторил Король, подводя Кэт к первому ряду кресел. Протискиваясь мимо Джокера, она услышала тихий вздох, почувствовала, как он вжался в стенку, чтобы не коснуться ее – и сама сжала кулаки, чтобы случайно или нарочно не дотронуться до его руки.
Они с Королем сели в первом ряду, Мэри-Энн заняла место позади. Джокер и Кролик остались стоять у дверей. Кэт не сводила глаз со сцены, нетерпеливо дожидаясь, когда начнется спектакль. Она надеялась, что тогда можно будет зажмуриться и вообразить себя в другом месте.
– Вам хорошо видно, леди Пинкертон? – заботливо осведомился Король.
– Прекрасно, – она преодолела искушение спросить, не хочет ли он подложить подушку, чтобы сесть повыше.
– Может, хотите чего-нибудь? Бокал кларета? Или сыру?
– Благодарю, Ваше Величество, ничего не нужно.
– Вам жарко? Кролик, скорее – заберите у леди Пинкертон пелерину…
– Нет, не нужно, Ваше Величество.
Король помялся, не зная, как ей услужить, потом все же сел. И тут же так сильно перегнулся через перила, что Кэт вдруг почему-то захотелось его толкнуть. Эта мысль ее ужаснула. Король, напомнила она себе, совсем не виноват в том, что происходит.
Лучше бы он не делал преждевременных выводов и не выступал с необдуманными заявлениями, как это было на празднике – но, с другой стороны, ведь это она не отвергла его и согласилась, что он будет ухаживать. Не следовало тянуть так долго, если уж решилась отказать Королю.
Она должна отказать ему. Должна.
От этой мысли у нее заболела голова.
Король снова обернулся к Кролику.
– Скоро ли начнется представление?
За спиной у Кэтрин что-то зашуршало, потом звякнули карманные часы – интересно, подумала она, те ли это часы, что Джокер подарил Кролику на балу, но не стала поворачиваться, чтобы посмотреть.
– Через пять минут, Ваше Величество, – послышался ответ Кролика.
Король сел прямо и принялся болтать ногами.
– Джокер, мы с леди Пинкертон скучаем. Развлеки нас.
Кэт вздернула голову.
– Не нужно. Мне совсем не скучно, честное слово.
Джокер взглянул на нее – наконец-то. Кэт неуверенно улыбнулась, надеясь, что они одинаково видят сложившуюся ситуацию, но шут отвернулся.
Кэтрин словно холодной водой облили. Она стала разглядывать бельэтаж.
– Я обожаю рассматривать людей. Как – неужели это миссис Перепелка? Я слышал, пару месяцев назад у нее было полное гнездо яиц, но, видимо, птенцы уже вылупились. Ах, какая прелестная семейка!
Король махнул, показывая.
– Вон там! – И он умиленно сложил руки под подбородком. – Как же я люблю малюсеньких птенчиков! Настоящие херувимчики, вы не находите? Такие пухленькие, пушистенькие… а эти вздернутые клювики!
Король вздохнул, и Кэтрин пришлось согласиться, что птенцы Перепелки в самом деле прелестны. Она насчитала больше дюжины крошек, занявших целый ряд в партере.
– А сколько вы хотели бы? – спросил Король, опираясь локтями о перила и положив подбородок на ладони.
Кэт покосилась на него с недоумением.
– Яиц? Или перепелок?
– Деток. – Залившись густым алым румянцем, монарх мечтательно смотрел на Кэтрин сквозь полуопущенные ресницы. – Мне бы хотелось со временем полную колоду, не меньше десяти.
Кэт словно кипятком обдало, краска залила ей лицо, шею, уши. А сдавленное, но отчетливое хмыканье Джокера причинило острую боль, будто в грудь вонзили кинжал.
– Я… никогда об этом не задумывалась, – пролепетала она, проглотив горький комок. Это было не совсем точно. Ей хотелось иметь семью и детей – когда-нибудь.
Но не с Королем. Силы небесные, только не с Королем.
Джокер с такой силой ударил жезлом о пол, что Кэт почувствовала этот удар. Ворон каркнул и замахал крыльями, ища равновесия.
Кэтрин и Король обернулись.
– Я не отказался бы от кларета, – сказал Джокер, глядя на Короля с вызовом, словно желая, чтобы государь отказал ему в просьбе. – Могу ли я предложить принести что-нибудь счастливой чете?
У Кэт затрепетало сердце.
– Вы уходите?
Окончание вопроса застряло у нее в глотке. Он уходит, оставляя ее одну? С ним?
Это было так больно, что Кэт даже сама удивилась. В конце концов, Джокер говорил, что не будет соперничать с Королем, добиваясь ее любви. Он отойдет в сторону, ожидая ее решения.
В его присутствии она чувствовала себя отвратительно – жалкой и презренной трусихой, но ей все равно не хотелось, чтобы Джокер уходил.
Трусиха, трусиха, трусиха.
Король начал подпрыгивать в кресле.
– Ага! Видишь, Джокер, она хочет, хочет развлечься!
– Нет же, нет, я совсем не о том – да что ж такое… Здесь ужасно жарко, вы не находите?
Суровые черты Джокера немного смягчились.
– Позвольте мне, – с этими словами он нагнулся и проворно снял пелерину. Пальцы в перчатках нежно коснулись ее плеч. Кэт вздрогнула.
– Разумеется, я рад предложить развлечение, если это угодно леди, – начал Джокер, вешая ее пелерину на вешалку в ложе. – Если пожелаете, я осыплю поэтической пудрой сливочно-сахарную кожу госпожи? Изолью на ее волосы бесчисленные комплименты, подобные жидкому шоколаду?
Король радостно затопал ногами, ничуть не смутившись от того, что Джокер только что процитировал пассажи из его «личной» переписки.
– Это из одного письма, которое я вам послал, помните? Джокер мне с ним помогал, совсем чуть-чуть. – Он поправил сползающую корону. – Я страшно проголодался, пока его писал.