Пышные складки ее платья заколыхались, когда она с разбегу ворвалась в водоворот платьев, фраков и мундиров. Герцог глядел ей вслед осовелыми, как у фламинго, глазами.
– Наконец-то мы от нее избавились, – прошипела Кэтрин ей вслед.
– Простите, леди Пинкертон? – склонился к ней Герцог.
Она презрительно усмехнулась.
– Стыдитесь, Ваша Светлость! Нехорошо подслушивать, когда девушка говорит сама с собой.
– О, простите великодушно, – Герцог потер обвислую щеку. – Прошу вас, додумывайте свои мысли.
Кэтрин скрестила руки на груди. Маргарет эгоистична и надоедлива, и Герцог, при всех своих недостатках, не заслужил такой кары. Но какое ей до этого дело?
Видимо, никакого, но все это вызывало у нее негодование. Маргарет, подумать только! Противная, несносная Маргарет обзавелась поклонником, который ее обожает. Им не придется прятаться, стыдиться, все будут радостно их поздравлять и желать много-много деток с поросячьими пятачками.
– Мне уже можно говорить?
Кэт словно поперхнулась своими мыслями.
– Конечно, говорите.
– Мне жаль видеть вас такой печальной, леди Пинкертон, – сказал Герцог. – Я хотел поблагодарить вас. Не знаю, как вам удалось изменить отношение ко мне леди Дроздобород в лучшую сторону, но… словом, услуга за услугу. Насколько я помню, уговор был таким. – Он усмехнулся в клыки. – Лавка освободилась, если вы еще этого не знаете. Хотя, полагаю, вас она больше не интересует, учитывая… ситуацию с Королем…
Его глазки блеснули, и Кэт на миг показалось, что Герцог вот-вот ей подмигнет, но ее опасения оказались напрасными.
– Однако если вы все же захотите снять этот дом, буду рад вам услужить.
Кэт так заскрипела зубами так, что у нее свело челюсти.
Лавка может принадлежать ей.
Теперь, когда, если она решит отказать Королю, ей не видать ни благословения родителей, ни шиллинга из приданого и ни капли уважения тех, кто сейчас равен ей по положению.
Теперь, когда их дружба с Мэри-Энн разбилась вдребезги.
– Это все?
Герцог нахмурился.
– Э-э-э… да, наверное. Вы не рады?
Кэт шумно выдохнула.
– Боюсь, что совсем не рада, хотя вы здесь совершенно ни при чем. – Кэтрин заставила себя опустить напрягшиеся плечи и разгладила ладонями юбку. – Я благодарна вам, ваша светлость, но вы можете больше не придерживать для меня лавку. Там никогда не было кондитерской и, скорее всего, никогда не будет. Прошу, забудьте о нашем разговоре и… пригласите свою даму танцевать. Она и так уже пропустила слишком много вальсов.
Кэт поспешила прочь, не желая и дальше страдать при виде его счастья, но чья-то рука так больно сдавила ей запястье, что Кэтрин чуть не вскрикнула. Она хотела вырваться, но уперлась в чью-то гранитную грудь. В ушах заскрежетал грубый голос: «Что вы с ней сделали?»
Ее обдало жарким дыханием и запахом тыквы.
Питер Питер (это был он) не отпускал ее руку, стиснув пальцы так сильно, что на коже у Кэт появились пятна. Под глазами у Питера залегли лиловато-серые круги, на щеке виднелся порез, как будто кто-то напал на него с ножом. Рана уже заживала, но Кэт все равно слегка замутило.
В засаленном комбинезоне и без маски, он как будто не понимал, где оказался и как полагается выглядеть на королевском маскараде.
– Что вы с ней сделали? – снова прохрипел он.
– Что вы… да отпустите же меня!
Но он только усилил хватку.
– Отвечайте.
– Не знаю, о чем вы… ай! Знаете, вам и вашей супруге неплохо было бы поучиться манерам, если уж вы…
Питер навис над ней, и Кэтрин испуганно пискнула, чувствуя себя карлицей. Но затем он неожиданно разжал пальцы. Кэт потерла посиневшее запястье.
– Не знаю, что там показалось вашей служанке… Или она подумала, что ей показалось, – заговорил Питер, и его угрожающий бас перекрывал шум, смех и музыку, – да только я вам не позволю ее обидеть. Только через ваш труп я это позволю. А теперь говорите, что вы с ней сделали.
– Я не понимаю… – начала было Кэт, но остановилась. Что если он спрашивает о тыкве, которую она украла? О пироге, который она испекла, и за которым так гонялась его жена? – И-извините, – заикаясь, забормотала она. – Я просто испекла из нее пирог, один маленький пирог. Я подумала, что никакой беды не будет, если я ее возьму, ведь это всего-навсего маленькая тыковка, а вы были так… так заняты, а я просто хотела…
Его лапища снова вцепилась ей в руку, и Кэт ойкнула.
– Это я и так знаю! – прогрохотал он. – Был я на празднике. И видел, что случилось с тем Черепахом, а теперь моя жена… – Он тяжело дышал, широко раздувая ноздри. – Не знаю, что вы задумали, но я не дурак. Вас целое королевство видело с этой штукой в руке. Говорите сейчас же, что вы с ней сделали!
У Кэт в горле встал ком.
– Штука? Вы имеете в виду – Бурлатный Меч? – Мысли у нее путались. – Но при чем тут тыквенный пирог?
Питер с горящими от ненависти глазами опять дернул Кэт за руку. От боли она втянула воздух сквозь зубы, подумав, что уж теперь точно жди синяков.
– Я вас уничтожу, леди Пинкертон. Помяните мое слово, если с ней что-то случится до того, как я успею уладить это…
– Довольно, сэр Питер! – выпалила Кэт, собравшись с духом и вспомнив, какую роль она решила примерить на себя в этот вечер. Все здесь уверены, что она – будущая королева. Нельзя допускать, чтобы какой-то чумазый тыквенный фермер вел себя с ней таким образом. – Я требую, чтобы вы отпустили меня сей…
– Простите, что вмешиваюсь. – Теплый, как растопленный шоколад, голос вклинился – нет, просочился между ними.
По спине у Кэтрин пробежал ледяной холод. Она так и замерла с открытым ртом.
– Если бальная книжечка леди еще не заполнена до конца, – продолжал голос, – могу ли я иметь честь пригласить вас на следующий танец?
Мягкая кожа скользнула по ее плечу. Опустив взгляд, она увидела, как рука в перчатке разжимает мясистые пальцы Питера, один за другим. Ей было страшно поднять глаза. Страшно увидеть обладателя голоса и понять, что ошиблась.
Потому что он никак не мог здесь находиться. Даже при его бесшабашной храбрости ему нельзя было тут появляться.
Это было… невозможно.
Глава 40
Кэт медленно подняла голову и все же решилась поглядеть на – нет, не на шута. На благородного господина.
Изящный черный костюм сидел на нем великолепно – фрак с длинными фалдами, шелковый галстук, черный цилиндр. Лицо скрывала маска, украшенная шелковистыми перьями ворона. С полностью черным одеянием спорили только глаза в прорезях маски – яркие, как солнечные лучи, желтые, как лимонный торт.
