– А что ты можешь сделать, дорогая, кроме как терпеливо выносить сложившуюся ситуацию? – спросила Фрэнсис, сама понимая неубедительность этих слов. – У него на руках все козыри. Я имею в виду, не можешь же ты выгнать его отсюда, верно? И пока Долли нравится изображать детектива, нам придется ему позволить это, принимая во внимание обстоятельства.
– Фрэнсис, ты просто не понимаешь, – Филлида продолжила разговор шепотом, вкладывая в него значительно больше страсти. – Ты не осознаешь в полной мере, что он за человек. Разве ты не видишь, до какой степени Долли увлекся решением этой загадки? Сначала он сам ухватился за нее, но теперь уже она полностью овладела его мыслями. Сомневаюсь, чтобы он сейчас думал о чем-либо ином. День и ночь напролет. И Долли не угомонится, пока не вытащит на свет божий всю эту ужасающую грязь, пока не разгребет ее и не докопается до страшной истины.
– Ну и пусть! – Фрэнсис провела ладонью по лицу. – Богом клянусь, я даже хочу, чтобы он добился своего. Мы же не можем продолжать жить в неизвестности бесконечно.
– Да, но послушай! – Филлида опустилась на колени у края кровати. – Он пытается установить истину как обозленный безумец, потерявший любимую золотую запонку, готовый в поисках ее разрушить весь дом, не оставить камня на камне. Иногда ему в голову приходят сумасшедшие идеи. Вспомни, ведь Долли бросил Дэвиду очень серьезное обвинение, не имея ни малейших доказательств.
Фрэнсис молчала, и Филлида придвинулась ближе к ней:
– Я еще ни с кем не делилась этим, но мной владеет такой страх, что я не в силах больше терпеть его одна. Прямо он мне, конечно, ничего не говорит, но я же догадываюсь, в каком направлении Долли мыслит, и когда он порой смотрит на меня, я вдруг ощущаю… То есть мне в голову приходит… Фрэнсис, а ты не допускаешь, что в своем безумии он может считать, что это сделала я?
– Ты? Разумеется, нет. Ты тоже почти лишилась рассудка. Возвращайся в свою комнату. Тобой владеют черные мысли, потому что ты не спишь ночами. Ночью нам в голову лезет черт знает что.
– Дело не в этом. Причина другая. Я вовсе не поддалась истерике, – Филлида говорила так спокойно и серьезно, что ее слова звучали убедительно. – Не воспринимай все как неожиданный шок. Ты же видишь, что Долли до сих пор не вернулся в наш мир. Половина его существа по-прежнему обитает где-то в дикой горной глуши. Он еще не привык к цивилизации, вот в чем проблема. И считает, что я могла пойти на преступление.
– Филлида, уж не хочешь ли ты сказать…
– Что я виновна? Нет. Я здесь совершенно ни при чем. – Она с трудом поднялась. – Но в таком отношении ко мне с твоей стороны и проявляется суть проблемы. Даже ты, единственный человек, который твердо знает, что я не могла убить Роберта, даже если бы захотела, готова подозревать меня. Все меня подозревают. Мой врач. Габриэлла. Долли. И даже ты, прекрасно понимая, что я невиновна, начинаешь высказывать странные предположения. Ты просто дурочка! Ты же находилась со мной до того момента, когда спустилась вниз и увидела, как Роберт разговаривает с Дэвидом. Затем, по твоим словам, ты слышала, как кто-то вышел через парадную дверь. После чего ты еще какое-то время бродила по дому. И тебе прекрасно известно, что я не могла совершить этого, верно?
Действительно ли Филлида была права? Фрэнсис размышляла над этим вопросом и с личной точки зрения, и как бы со стороны. Ее собственные действия в ночь исчезновения Роберта надежно хранились в памяти. Из внутреннего двора она буквально взлетела по лестнице в свою спальню и оставалась там до того момента, когда Дэвид приоткрыл дверь и она увидела в проеме его голову. Между этими двумя событиями прошло некоторое время, а потому Филлида вполне имела возможность выскользнуть из своей комнаты, спрятаться в одном из пустовавших помещений первого этажа, а потом, когда наверх поднялся Дэвид…
Отсюда ход рассуждений Фрэнсис совершил резкий скачок вперед. Если Фрэнсис услышал разговор между Робертом и Филлидой, тогда он не только не стал бы вторгаться в их беседу, но ни за что не рассказал бы об этом никому.
Филлида тем временем наклонилась вперед и положила руку на плечо Фрэнсис. Ее молодое лицо приобрело капризное выражение, до такой степени она стремилась услышать нужные ей сейчас слова.
– Так могла я или нет? – воскликнула Филлида. – Говори же!
Именно в этот момент, пока Фрэнсис колебалась с ответом и когда весь дом, казалось, тоже ждал его в тишине лондонской ночи, тесно сомкнувшей свои объятия вокруг этих двух женщин, зажатых в узком круге света розового ночника, случилось нечто необычное. Огромный медный гонг – подарок короля торговцев антиквариатом Ли-Ченга на первую свадьбу Мейрика, – простоявший тридцать пять лет роскошным декоративным излишеством в дальнем углу холла, громыхнул так оглушительно, словно все когда-либо существовавшие в мире медные музыкальные инструменты одновременно обрушились на дно глубочайшей пропасти. Это было как раскат грома, невероятно шумный, но, самое главное, безошибочно узнаваемый. Хотя почти все, кто находился в доме, услышали этот звук впервые, они сразу поняли, что его издало.
Фрэнсис уже бежала в сторону двери, Филлида следовала за ней, когда раздались первые крики. Они поднимались откуда-то снизу, один за другим, во всю мощь голосов и легких.
Когда Фрэнсис и Филлида оказались на лестничной площадке, отовсюду проникал свет, двери открывались, поскрипывая петлями, сквозняки заметались по лестнице, уподобляясь живым существам.
– Что это такое? Что же это? – повторял кто-то тонко и пронзительно, и Фрэнсис не сразу сообразила, что глупейший вопрос задает она сама.
Вибрация от первого могучего удара в гонг все еще не затихла, когда раздался и смолк крик, достигнув недостижимой высоты тональности от переполнявшего его ужаса. Из холла донеслось шарканье ног, а потом во второй раз в жизни Фрэнсис различила еще один звук, который, казалось бы, был призван успокаивать, но отчего-то еще сильнее тревожил душу: кто-то быстрым шагом прошел через темный холл.
Причем звук оказался тем же самым. Эта мысль овладела ее сознанием полностью, подавив все остальное. Фрэнсис сумела сдержать рвавшийся наружу крик и издала лишь подобие хрипа.
Филлида снова схватила ее за плечо:
– Кто это был?
Фрэнсис не ответила. В них ударила струя холодного воздуха, а затем хлопнула дверь внутреннего двора, крики возобновились.
– Ради всего святого, заставьте эту женщину замолчать! Он пытается сбежать! Остановите его! – Это раздался голос Годольфина, злой, но все-таки исполненный нормальных и потому успокаивающих человеческих чувств. В темноте они услышали, как он идет, прихрамывая и постукивая тростью. – Попытайтесь перехватить его, выйдя через главную дверь. Скорее, Норрис! Бегом за ним! Я отправлюсь следом с той скоростью, какую только позволит мне моя проклятая нога.
– Хорошо, сэр. Будет исполнено, сэр. – Норрис явно трепетал от страха, но главная дверь дома все же открылась, впустив в дом еще одну волну студеного и влажного воздуха с улицы.
