– Они и не заметят! Им мана, в общем-то, не нужна.
– Может, и так. Но когда маны нет совсем, это сказывается на здоровье. И вдруг здесь есть чародей? Он заметит…
Последний довод оказался весомым, и альтер эго заткнулось. Толлеус затряс головой, разгоняя алчные мысли. Появилась одна интересная идейка, но это потом. Сперва – представление.
Над площадью стоял нестройный гул – люди переговаривались, голоса их, теряя индивидуальность, сливались в единый мощный шум, похожий на сонное жужжание пчел в улье. Негромкие рассуждения старика утонули в нем, лишь приумножив его силу: даже Оболиус, который сидел рядом, ничего не расслышал. Приходилось кричать, чтобы донести свою мысль до собеседника. А что надо сделать, чтобы пройти через этот кордон, и вовсе неясно.
Искусник задумался, как бы лучше всего разогнать толпу. Защитный пузырь здесь не подходит. Во-первых, он хорош, лишь когда надо остановить быстро приближающийся предмет, потому что полная непроницаемость слишком неудобна и затратна. Во-вторых, он не будет раздвигать людей – просто упрется в них, как в стену, и все. Тут требуется что-то другое, причем неопасное для окружающих, чтобы не было потом обвинений и нападок. В идеале – чтобы люди сами уступали дорогу.
– Иллюзия? – стал кордосец рассуждать вслух.
– Не подойдет. Просто не получится быстро сделать что-нибудь стоящее.
– Прочертить себе путь светящимися нитями?
– А ну как народ испугается и побежит? Непонятное всегда пугает… Тут лучше что-нибудь такое, чтобы понятно было, кого боятся и от кого держатся подальше…
В голову сейчас же скользнула идея – недавно искусник уже пугал стражников. С детьми тоже должно получиться. Хитро прищурившись, Толлеус вызвал давешнее плетение, которое заставляло посох светиться нездоровым светом. При этом старик еще добавил одну простенькую, но эффектную, как он подумал, возможность. Пришло время проверить задумку в действии.
Даже Оболиус от неожиданности вздрогнул, когда его господин ступил на землю. При каждом шаге, едва посох касался мостовой, в стороны летели искры и раздавался неестественно громкий стук. Задние ряды всколыхнулись и немного попятились: не так-то легко устоять на месте, когда прямо на тебя идет человек с непонятными намерениями и опасностью в руках. Впрочем, уступать место никто не торопился: люди уплотнились по направлению от кордосца, но не спешили расступаться.
«Эх, жаль, звука грома негде взять – только цокот подков под рукой оказался, – с грустью подумал Толлеус. – Гром звучал бы внушительнее». Кордосец уже преодолевал последние шаги, и как поступить дальше, когда упрется в стену молчаливо смотрящих на него людей, он не знал.
Вдруг сзади закричал Оболиус:
– Это кордосский искусник! Дорогу! Не становитесь у него на пути!
Довод подействовал: смекалистый парень знал, чем пронять соотечественников. Никто не бросился с криком наутек, но толпа тотчас пришла в движение. Сперва она подернулась рябью, а потом в обе стороны как будто пошли большие волны, когда люди, отчаянно работая локтями, стали отступать. Причем все это происходило в полном молчании: только самые дальние, которые ничего не видели и не слышали, лишь поняли, что что-то не так, старательно тянули шеи и шепотом спрашивали у соседей, что случилось. А старик все шел и шел, медленно и неудержимо, точно лавина, обрушивая стройные ряды зрителей, приводя их в смятение. Остановился он, только когда дошел до самого помоста и перед ним не осталось ни одного человека. Рыжий прохвост, точно репей, прилип сзади и также пробрался через толпу, которая очень быстро смыкалась позади искусника, затягивая разрыв. Все же вокруг старика образовалось немного свободного места – оробосцы опасались приближаться к нему вплотную. Повозка осталась без присмотра, впрочем, на страже стояло Искусство, да и сам Толлеус был недалеко, чтобы в случае угрозы защитить свое имущество.
«Железные братья» внимательно наблюдали с помоста за происходящим, но с места не сдвинулись. Бывший настройщик буквально кожей ощущал их внимание. Наконец, когда все устаканилось и море людей снова зажило своей жизнью, рождая зыбь на поверхности и неровный гул голосов, старец на помосте, единственный обладатель большого черного помпона, вскинул руку, и сейчас же ожило несколько барабанов, зашедшихся истовым перестуком. Полный вздох грудью – рука долу – и барабанная дробь смолкла так же внезапно, как и началась. Старец выдержал долгую паузу и неожиданно молодым звонким голосом объявил на всю площадь:
– Счастья в ваши дома, жители и гости столицы! Я, архонт обители «Железных братьев», рад приветствовать вас на нашем ежемесячном представлении! Мы начинаем!
«Обитель – это школа или нет?» – задумался искусник. Он все никак не мог определить, кто перед ним.
Снова загремели барабаны, и вперед вышли двое братьев возрастом значительно моложе давешних старичков. «Ученики», – промелькнуло в голове у Толлеуса. Эта парочка, не тратя время попусту, преспокойно улеглась на кольях, торчавших вверх, подобно пикам.
Публика разразилась аплодисментами, а бывший настройщик лишь скривился: «Не все шипы острые». Однако сейчас же еще несколько братьев отделились от общей группы и встали ногами на своих товарищей, придавливая их к земле всем весом. Даже окажись кончики кольев тупыми, тела смельчаков должны были быть проткнуты насквозь! Искусник догадался посмотреть истинным зрением и заметил кое-что интересное. Нет, защитных плетений, как он сначала подумал, не было. Зато ауры этой парочки снизу уплотнились настолько, что утратили в этом месте всякую прозрачность. Похоже, именно аура выполняла роль щита, защищающего тело от острого железа.
Ученики встали и отошли в сторону, уступив место своему товарищу. На этот раз в центр вышел один из стариков с коричневым помпоном. Перед ним поставили ведро с водой – он специально побрызгал ею во все стороны, чтобы показать, что оно не пустое. Затем дед, сбросив свой колпачок, головой вперед нырнул в ведро, да так и остался стоять ногами кверху. Кажется, он не собирался вылезать, чтобы отдышаться, да и его товарищи не торопились доставать утопленника, словно забыв о нем. В истинном зрении тоже ничего особенного разглядеть не удалось. Хотя нет! Аура перевертыша стала тускнеть, как будто человек захлебнулся и уже остывает. Толлеус забеспокоился, прикидывая, не привязать ли к лодыжке человека нить и не дернуть ли. Тогда он упадет, вода выльется, и можно будет попробовать откачать самоубийцу. Но все же не стал этого делать: братья-то не волнуются, значит, все идет по плану.
Полностью игнорируя стоящего на голове старца, вперед выдвинулись еще двое учеников с розовыми помпонами. Первый улегся на спину прямо на помосте, вытянувшись в струнку. А потом слегка согнулся в талии, так что руки, плечи и ноги оказались в воздухе, не касаясь пола. Так он и замер, точно статуя: даже легкой дрожи разглядеть не удавалось. В истинном зрении, как и у первой пары, видна была плотная аурная подложка, словно поддерживающая человека. Про этого брата тоже сейчас же забыли. Его товарищ начал демонстрировать чудеса гибкости и пластики: он сворачивался в совершенно немыслимые фигуры, в буквальном смысле завязываясь узлами. Со стороны могло показаться, что у него перебиты все суставы, настолько легко они гнулись в любую сторону. Как Толлеус ни смотрел, он не заметил ничего особенного. Да, гибкость умопомрачительная, но все понятно и объяснимо без чародейства. Впрочем, выступление гуттаперчевого брата еще не закончилось – то была лишь разминка. Разогревшись, он начал сгибать руки-ноги в тех местах, в которых природой это не предусматривалось! То есть кости гнулись под значительным углом, но не ломались. Складывалось впечатление, что у выступавшего вообще нет скелета. Искусник вполне представлял, как с помощью ауры можно защитить свое тело от внешних воздействий. Но подобные манипуляции объяснить не мог.
