Глава 16
Толлеус. Охотник
После лечения старик почувствовал себя плохо. Это был не приступ, но ощущения появились совершенно неприятные. Все суставы заныли, особенно колени, да еще покалывало во всем теле, как будто со всех сторон воткнулись сотни маленьких заноз. Дышалось тяжело, и голова соображала туго. Толлеус не сопротивлялся воздействию чародея, который, надо сказать, после процедуры сам стал выглядеть как после недельной пьянки: постаревший и с кругами под глазами. Искусник еще до посещения школы мечтал лишь лечь и ни о чем не думать. Теперь же он попросту вырубался, ежеминутно теряя связь с реальностью. Слова чародея доходили откуда-то издалека, по пути теряя всякий смысл. Толлеус понял только, что надо заплатить.
Ватными руками он вытащил из-под плаща мешок с монетами и бухнул его на стол: считать он просто не мог. Потом кордосец встал, собираясь идти. Вот только сил на «идти» не хватило. Потихоньку побрел он, привалившись для устойчивости к стене. Чародей задержал гостя, демонстративно отсчитав горсть монет из оставленного кошелька. Остальное ссыпал обратно и настойчиво стал совать старику в непослушные руки. Когда у него не получилось, то он просто повесил кошелек за петлю Толлеусу на шею. Дежурный продолжал что-то говорить, куда-то увлекая своего пациента, но тот лишь вяло отбивался и бормотал, что ему пора идти.
В конце концов целитель смирился и помог старику выйти из дома. Вернее, прибежал верный волк и зубами потащил к выходу парусину, на которую чародей завалил Толлеуса. Ночная прохлада подействовала благотворно, чуть-чуть прояснив мозги. С помощью жилета притупив чувства и заправившись жизнегубкой, старик даже смог идти. Походка стала совершенно пьяная, и без посоха он обязательно бы упал, но все же на трех конечностях устойчивости оказалось достаточно.
Телега была совсем недалеко. Толлеус ожидал, что ленивый Оболтус заприметит его и поспешит на помощь. Однако этого не произошло. Напротив, парню самому требовалась помощь. Вокруг телеги крутились какие-то вооруженные люди, всхрапывали лошади, кто-то громко ругался, а Оболиус визжал, словно увидевшая мышь девица.
Голова соображала на редкость туго, поэтому старик просто стоял и никак не мог понять, что же ему делать. В итоге он решил получше разобраться в ситуации, хорошенько осветив место происшествия. Старик явно перестарался, потому что улицу неожиданно озарил огромный светляк, по яркости готовый поспорить с самим солнцем.
Неестественно белый свет залил все вокруг, на миг заставив людей зажмуриться и замереть от неожиданности. Рукотворное светило почему-то зажглось позади Толлеуса, благодаря чему сам он зрения не потерял и смог насладиться замечательной скульптурной композицией под названием «Четверо стражников пытаются оттащить подростка от телеги, к которой он прикреплен невидимой нитью». Нить презабавно пружинила, отчего дюжие молодцы смешно раскачивались вперед-назад, по чуть-чуть оттаскивая телегу. Вот только они еще не уловили этой связи между повозкой и человеком, поэтому были уверены, что дела у них продвигаются. Командовал процессом начальник патруля. Он-то и ругал своих подчиненных почем зря.
Стражники как по команде посмотрели на кордосца, представшего эдакой черной тенью в белом ореоле. Ступор быстро прошел, и стражники, бросив пацана, схватились за мечи. Искусник, не понимая угрозы, только сейчас подумал о расходе маны и притушил свет. Откуда-то из-под телеги истерично завопил на всю улицу Оболиус:
– Вот мой хозяин, я же говорил!
Тут вмешался начальник патруля, и ситуация после недолгого разбирательства благополучно разрешилась. В принципе ничего страшного не произошло. Просто после захода солнца оборванец в богатом квартале, ошивающийся возле пустой телеги, запряженной парой лошадей, показался стражникам очень подозрительным. Его лепету о хозяине-искуснике, заглянувшем в гости к чародеям, никто конечно же не поверил. Ну а дальше Толлеус все видел сам.
Сам старик тоже не внушил доблестным оробосцам большого доверия, но все они видели, откуда он вышел. Да и метка у него в порядке. В общем, обошлось, и хорошо. Искусник с наслаждением повалился на дно телеги, скрючившись в неудобной позе у лап Паука, но совершенно не обращая на это внимания.
Выбирать маршрут он предоставил помощнику, который с испугом таращился в темноту. Как будто ночные стражники все еще прятались там, чтобы при первой же возможности сцапать его и утащить в местную тюрьму. Против ожидания сон никак не шел. Сознание свободно плавало, периодически погружаясь в небытие, но тут же, как пробка, выскакивало обратно на поверхность. Испуганными рыбками кружились странные мысли, не давая себя поймать. Жилет мигал тревожными индикаторами, которые тут же гасли. Старик впервые не обращал на них внимания. У него просто не получалось сосредоточиться, лишь смутное чувство какой-то неправильности ситуации вызывало легкую тревогу.
– Господин, отвяжи нить! – расслышал Толлеус жалобный голос подростка и понял, что телега уже стоит в конюшне.
«Отвязать нить»? – Искусник сосредоточился на этой задаче.
– Ты что, узлы развязывать не умеешь? – изумился он, не делая ни малейшей попытки пошевелиться.
– Так ведь нет узла-то! – со страданием в голосе ответил Оболиус. И тут его прорвало: – Я уж и вывернуться пробовал, и рвать, ничего не получается!..
Только тут старик понял, что речь идет не о простой веревке. Нравоучительным тоном, которым разговаривают уставшие от тупости своих учеников педагоги, Толлеус промолвил:
– Посмотри внимательно, вместо того чтобы биться в петле подобно дикому зверю. Ты же видишь структуру нити. Нет узла, хех! Всегда есть узел, посмотри хорошенько – это сплошь одни узлы.
Старик сказал все верно, вот только в своем теперешнем измененном состоянии он как-то не учел, что для выполнения такой простой инструкции Оболиусу не хватает малости – искусного посоха. Поэтому когда откуда-то из темноты долетел радостный возглас: «Получилось!», Толлеус лишь тяжело вздохнул: «Бестолочь, что с него возьмешь?» В этот раз он не осознал в полной мере достижение парня.
К утру старик почувствовал себя лучше. Он потихоньку возвращался к своему обычному состоянию. Всю ночь он не спал, предаваясь праздному ничегонеделанию, иногда прислушиваясь к жалобам своего многострадального тела, но не реагируя на них. Даже посох просто валялся рядом в телеге, забытый и ненужный. В конюшне было темно, но тепло и мягко. А большего и не требовалось. Вот только химера все время бродила вокруг, утробно булькала и пыталась вскарабкаться к своему новому хозяину. Но это ей не удалось.
Новый день расставил все по своим местам. В сознание вторглись заботы, волнения и усталость. Особенно сильно старика беспокоило собственное состояние: что проклятый чародей сотворил? Что за дурман? Впрочем, это уже праздный вопрос, ибо сделанного не воротишь. Его можно отложить на потом, а сначала нужно заняться насущными делами.
Оболиус, который ночевал здесь же, в конюшне, уже проснулся. Это означало лишь, что время позднее, поскольку за ленивым помощником не наблюдалось привычки просыпаться с петухами. Сил у Толлеуса хватило лишь на то, чтобы озвучить планы на сегодня: пора собирать вещи и отправляться на Турнир. А потом старик как-то незаметно провалился в настоящий здоровый сон, даже не дождавшись завтрака.
