Толлеус снова кивнул. Действительно обидно. И, похоже, чародеи тоже обиделись. Это не сулило ничего хорошего.
Для проверки гипотезы искусник высунулся из шатра. Конструкты своей активностью тут же дали понять, что мысль была верная. Они летели целенаправленно. Неясно лишь, что же будет, случись им добраться до старика. Вопрос не праздный, но проверять не хотелось. Безвылазно сидеть в шатре неопределенное время тоже нет никакого желания. Пожав плечами, искусник привычно заключил себя в защитную сферу и уверенно вышел на улицу.
Защитный кокон – очень хорошее плетение, позволяющее своему хозяину счастливо избежать всяких ненужных встреч с вражеским оружием, со стихиями и с агрессивными плетениями. Одно плохо – он потребляет ману, иначе все искусники вообще никогда не снимали бы свою защиту. Сейчас требовалось определить, сколько маны достаточно, чтобы уберечься от «гусениц». Толлеус сразу поставил самый мощный вариант, чтобы потихоньку убавлять ману, подбирая таким образом дозу. Вот конструкты добрались до защитного кокона…
Старик взвизгнул не хуже девицы, которую ущипнули за филей, и повалился в шатер. А что делать, не до изящества, когда фиолетовые сгустки непонятно чего уверенно проникают к тебе в непробиваемый защитный кокон.
На минуту сняв шлем и вытерев обильно выступившую на лбу испарину, Толлеус сел. Следовало придумать что-нибудь другое. Впрочем, за идеями далеко ходить не пришлось, вариант напрашивался сам собой. Искусник за считаные минуты встроил уже привычное «поле конструктов» (так старик назвал свое комбинированное плетение) в жилет. Теперь он мог активировать его в любой момент даже без посоха.
В четвертый раз Толлеус осторожно высунулся из шатра, прикрывшись самодельной защитой. «Гусеницы» не заставили себя ждать, но внутрь кокона не полезли, летая вокруг невидимой границы. Диаметр поля был явно великоват. Старик стал осторожно уменьшать его, пока не остановился на трех шагах. Еще сильнее ужимать поле он не рискнул – совсем неприятно, когда практически по лицу у тебя ползает нечто.
«Ну что ж, пока сойдет. А теперь пора узреть настоящих големов!» С этой мыслью кордосец занялся поисками помощника.
Оболиус долго таращился на вереницу чародейских «гусениц», дергая кадыком и не слушая своего господина.
– Что это? Это ваше? – наконец спросил он.
Старик брезгливо посмотрел на преследователей, которые к этому моменту уже догнали его и снова окружили.
– Чародейские, – коротко процедил он и добавил: – Плохие подарки.
Полюбовавшись на новоприобретения господина, помощник наконец занялся сборами. В этот раз охранники не пустили искусника с черного хода. Очевидно, после выходки с Пауком организаторы дали всем четкий наказ. К счастью, Толлеусу удалось купить билет с рук, пускай за это пришлось заплатить тройную цену. Расстроенный Оболиус полез на дерево, чтобы хоть издали увидеть Турнир. Телега с Пауком стояла тут же: рыжий пройдоха навряд ли осмелится теперь далеко отойти от нее.
Старик в сопровождении своих «гусениц», провожаемый пристальными взглядами чародеев, полез на трибуну. Все билеты были распроданы, но вокруг искусника образовалось свободное место. В такой изоляции имелись свои плюсы – видно хорошо, да и сесть можно с комфортом.
Все големы отборочного турнира, заявленные в автономном забеге, выступали в один день. Их насчитывалось всего одиннадцать штук. Уже на трибуне из случайно подслушанного разговора Толлеус узнал, что в финал попадут все, кто добежит до финиша, а не только победитель. Это было странно.
Против ожидания эти големы оказались очень похожи на всех, виденных искусником ранее. Признаться, старик ожидал увидеть если не точные копии людей, то что-то подобное. А тут все те же камни и бревна. Правда, деталей побольше, а размеры их поменьше. И только.
Затрубил рог, возвещая о начале Турнира. Чародейские творения начали борьбу. Толлеус сначала нахмурился, потом засмеялся. Он полагал, что великие големщики, сумевшие научить свои детища самостоятельности, легко научат их бегать. А эти не то что не бежали: они даже не шли! Нестройной толпой големы побрели, покачиваясь, по дорожке. Ну точь-в-точь убогие из приюта! Чародеи, сидевшие вокруг старика, стали хмуриться и переглядываться, а он все никак не мог остановиться. Хромые «бегуны» добрались до первого поворота и встали, раздумывая, куда им двигаться дальше.
Наконец самые умные нашли дорогу. Но один повернул недостаточно, тяжело затопав к краю дороги, пока не уперся в забор, где снова надолго встал. Это вызвало у искусника новый приступ хохота: аж слезы выступили. Зрители за спиной старика зашептались. Два лидера зацепились друг за друга и повалились в пыль, следующий «бегун» даже не попытался остановиться, увеличив собой барахтающуюся кучу. Остальные как по команде встали, дивясь на новое препятствие. Ну точно как бараны, еще бы головы набок склонили! Толлеус больше не мог смотреть – он сполз с лавки. Много, очень много лет он так не смеялся, враз забыв обо всех проблемах. Аж в груди заболело, а жилет начал наполнять маной дремлющие до поры плетения, готовясь вернуть показатели своего подопечного в норму.
Надо сказать, большинство големов дошли до финиша. Выбыли из Турнира всего трое. Один, встав на повороте, больше не двинулся с места. Второй, пару раз упершись в забор, побрел в обратную сторону. А третьего дисквалифицировали судьи: выяснилось, что голем не сам искал дорогу, а лишь точно следовал за другим участником.
К концу «забега» искусник уже не смеялся. Он сидел красный и только пыхтел. Круг отчуждения вокруг него увеличился вдвое. Оробосцев обидело надругательство над их гордостью со стороны старого искусника.
Неожиданно фиолетовые «гусеницы» ринулись в атаку. Более не обращая внимания на пугающий защитный купол, они устремились к искуснику. Разделяющее их пространство давалось чародейским конструктам нелегко, но они настойчиво по чуть-чуть словно вгрызались в защиту, стремясь достать человека внутри.
Хрюкнув и икнув одновременно, Толлеус враз забыл о веселье. Были бы у него волосы, они бы сейчас встали дыбом. А так лишь холодный пот выступил. Бежать смысла нет – до шатра слишком далеко. Инстинктивно кордосец плеснул в свою сферу маны, увеличив радиус защиты, но это оказалось напрасной тратой ценного ресурса: «гусениц» не отбросило к наружному краю, да и плотность преграды для них не изменилась.
На трибуне царила недобрая тишина, поэтому чей-то смешок прозвучал неприлично громко. Старику некогда было озираться, выискивая веселунчика. Его взгляд прилип к отвратительной фиолетовой «гусенице», наполненной маной так, что создание едва не лопалось.
«С таким запасом она может натворить бед!» – билась в голове единственная мысль. Зацепившись за нее, подсознание нашло решение. Сам не понимая, что делает, спокойно и рассудительно, как учитель на уроке, искусник принялся за дело. В мгновение ока он сформировал и направил шесть плетений манонасоса прямо в конструктов, завязших в поле. Зарывшись в защиту, они сами поймали себя и теперь не могли увернуться. Мана хлынула настоящим потоком. Даже более мощным, чем от живого человека. «Гусеницы» стали таять буквально на глазах. Однако они не сдались, с завидным упорством стремясь к Толлеусу. Расстояние до них пугающе быстро сокращалось. Нервы не выдержали, и кордосец вышел из истинного зрения, чтобы не видеть их больше.
