– Кто такой Иванов?
– Водитель, которого убил Храповицкий.
– А-а. Ладно, я побеседую со вдовой.
Вернувшись в свой кабинет, Соколов задумался. По делу Доманина есть Терехов и его подружка, этих он дожмет легко. А с ночным убийцей Яшин ловко его подставил: допустим, представит следователь кандидатуру какого-нибудь ненормального, его расстреляют, а потом убийства опять возобновятся. И кого сожрут за халатное ведение следствия? Да его же, Соколова, и даже костей не оставят.
Приняв решение, он снял трубку.
– Мне нужны личные вещи шофера Иванова. Да, погибшего. И доставьте ко мне его жену. Только ни в коем случае не надо ее пугать, объясните, что убийца ее мужа был уничтожен, ее горю очень сочувствуют, отдадут ей вещи, она может о чем-нибудь попросить…
Второй звонок Соколов сделал в МУР и спросил, кто сейчас в опербригаде Опалина исполняет его обязанности.
– Логинов? Отлично, дайте мне его… Карп Петрович, везите мне все, что у вас есть по ночному убийце. Теперь надзор по этому делу осуществляю я. Нет, завтра не пойдет, мне все нужно немедленно. – Соколов помедлил и все же спросил: – Скажите, а Ваня…
– Там же.
– В таком же положении?
– Доктора только сегодня признались: одну пулю извлечь не смогли. А ты молодец, Александр Владимирович, – неожиданно добавил Петрович. – Достал-таки гада.
– Да какой там молодец… Ладно. Дело вези.
Повесив трубку, он достал папиросы и стал курить их одну за другой, почти механически, не чувствуя вкуса. Что из того, что Храповицкий мертв – Опалину это все равно не поможет…
Всех, кто попадался на его жизненном пути, следователь привык делить на две категории. В первой, представителей которой можно было пересчитать по пальцам одной руки, были настоящие люди, в другой, куда более многочисленной, – все остальные. Когда Соколова начинало тошнить от окружающих его приспособленцев, холуев, мелочных узколобых насекомых и попросту сволочей, он напоминал себе, что не все такие, есть еще и Опалин, который жил по совести и полностью выкладывался на работе. Следователь мог не пересекаться с Иваном целыми месяцами, мог даже находиться с ним в ссоре, но Опалин в его личной человеческой иерархии стоял особняком, и ничто не могло поколебать отношения к нему Соколова.
В дверь постучали, и через несколько секунд вошел один из сотрудников, неся довольно объемистый газетный сверток.
– Это вещи Пантелеймона Иванова, которые вы заказывали, товарищ следователь.
– Заказывал… – Соколов нахмурился. – Мы тут что, в ресторане, что ли? Положи их на стол. Свободен!
Когда служащий ушел, следователь развернул сверток. Отлично, просто замечательно. Штаны, шапка-финка, утепленное пальто, пиджак, рубашка, причем последние три предмета заляпаны побуревшими пятнами крови. От души матюкнувшись, Соколов погасил сигарету.
«Очень весело будет вдове на все это смотреть… Идиоты!»
На дне свертка обнаружились паспорт, потрепанный бумажник, пачка махорки и круглая жестяная коробочка небольших размеров. Открыв ее, Соколов увидел внутри леденцы и мелкие конфеты.
«Сладкоежка, значит… Н-да, жизнь человеческая. Больше они ему не пригодятся…»
Он открыл паспорт. Имя, фамилия, отчество – Иванов Пантелеймон Демьянович, дата и место рождения – 1901 год, 13 марта, город Москва… социальное положение… отношение к воинской повинности… подпись владельца паспорта… Угрюмо насвистывая себе под нос нечто невообразимое – попурри из множества известных ему мелодий – Соколов бегло просмотрел остальные страницы паспорта и взялся за бумажник. 23 рубля с мелочью. Сложенная вырезка из газеты – рекламное объявление: «Приобретайте облигации государственного внутреннего выигрышного займа… В каждом тираже разыгрывается 11 360 выигрышей на сумму 7 688 800 рублей…» Фотография гражданки лет тридцати пяти в темном берете, заломленном на одну бровь. Лицо простое, добродушное, симпатичное – такие добродушные симпатичные граждане частенько служат источником неприятностей, и хорошо еще, если они всего лишь не смывают за собой в уборной. Ощупав бумажник, Соколов почувствовал, что в последнем отделении еще что-то лежит, открыл его и высыпал содержимое на стол.
Тут были разные мелочи: несколько небольших фотографий, разрозненные пуговицы, серебряная сережка с фальшивым бриллиантом, женская шпилька, билет в Эрмитаж, ниточка с бисером, будто сорванная с платья. Соколов с удивлением осмотрел ниточку, потом занялся фотографиями и на обороте одного из снимков увидел карандашную надпись: «Нинель с любовью. Жора». Перевернув фотографию, Соколов уставился на изображенного на ней молодого человека. Что за Нинель, почему Нинель… И тут он увидел сережку.
Не глазами – не о глазах идет речь, а совсем по-другому. Сережка потянула за собой воспоминание об Опалине, о кабинете Фриновского, о пластах дыма, которые тогда колыхались вокруг него самого… а еще Ваня возвращался, просил снова взглянуть на одно из дел, которые Соколов для него достал…
Тут следователь как-то нервно, нехорошо задвигал челюстью, зажег очередную папиросу, даже не заметив, что коробка почти опустела. Шофер… сережка… шофер… пуговицы… мелочи… носил в особом отделении бумажника… Стоп, уж не тот ли это бумажник, который убийца забрал у одной из жертв, оставив деньги?
«Где, черт возьми, Петрович со всеми материалами? Наверное, у меня все-таки разыгралось воображение…» Не вынимая изо рта папиросы, Соколов резким движением снял трубку с рычага и набрал номер.
Петровича на месте не оказалось. По другому номеру ответил Казачинский.
– У меня вопрос по ночному убийце. Есть ли какие-то приметы, по которым его точно можно опознать? Логинов еще не привез бумаги, а мне надо срочно…
– Ну, есть описание, но оно так себе, по правде говоря. На теле у него должна быть рана от удара отверткой. Где-то рядом с шеей или плечом.
– Спасибо, – коротко ответил Соколов и, нажав на рычаги, набрал еще один номер.
– Морг? Следователь Соколов беспокоит. Мне нужен доктор Бергман, срочно… Нет, только Бергман, никого больше не надо.
Долгая, долгая, долгая пауза, за время которой следователь обнаружил, что папиросы кончились, чертыхнулся и смял пустую коробку.
– Доктор Бергман? У меня к вам просьба. Вчера к вам доставили шофера, которого убил Храповицкий. Имя – Пантелеймон Иванов. Доктор, мне нужно знать, есть ли у трупа на плече или на шее след от удара отверткой? Это очень важно.
– Перезвоните через двадцать минут, – сказал Бергман, – я скажу точно.
Однако доктор сам перезвонил через семнадцать минут.
– Да, след от раны имеется, и я думаю, рана действительно была нанесена отверткой. Но сама рана очень хорошо обработана – я бы сказал, профессионально обработана. Никакой угрозы для жизни не представляла.
– Значит, все-таки он где-то получил медицинскую помощь? Очень любопытно. Спасибо, доктор. Ваня всегда называл вас самым лучшим.
