— У вас прекрасная память, — кивнула я.
А дальше все пошло как-то совсем против моих планов. Потому что он скривил губы в скептической усмешке и проговорил:
— Значит, ваша болезнь оказалась не такой уж и неизлечимой?…
— Ну, да… Мне сделали операцию… — пробормотала я. — Собственное зрение восстановить не смогли, но поставили микрочип…
— Я помню, помню. Совершенно невероятная история. Сколько вы хотели на лечение — кажется, миллион?
— Получилось даже чуть больше, — кивнула я, — все документы у меня, кстати, с собой…
— Неплохой размах, — одобрительно хмыкнул бизнесмен. Переглянулся с секретарем и хмуро спросил: — Ну, а сейчас-то что вам надо?
Ох, совсем не так я представляла нашу с ним встречу…
— Да просто хотела сказать спасибо, — пробормотала я.
— Спасибо — за что? — непонимающе уставился он на меня.
И только в этот момент я начала наконец догадываться.
— Петр Михайлович, — пробормотала я. — Вы хотите сказать, что не оплачивали мое лечение?
— Милая девушка, — устало произнес он. — Я и так на вас достаточно денег потерял. Те, что выделил вам якобы на обследование…
Меня бросило в краску:
— Вы считаете меня мошенницей?
Он усмехнулся:
— И не самой ловкой к тому же. Хоть бы легенду поинтересней придумали, право слово! А то фантастика какая-то, микрочипы… И, главное: именно миллион. Ни больше ни меньше. Даю вам совет на будущее: лучше клянчить, для пущего правдоподобия, не столь круглую сумму…
Что оставалось делать? Оправдываться? Спорить? Доказывать, что я не обманщица?… Глупо. И я просто отвернулась от олигарха. Швырнула на свой столик две тысячные купюры. И пулей кинулась вон из роскошного ресторана.
* * *
Обстановка Пашкиной коммуналки — особенно по контрасту с помпезным заведением, где я только что побывала, — выглядела особенно жалко. Клочья обоев, свисавшие со стен, серые от табачного дыма потолки, ворох грязного белья на кровати… И Пашкин брат, встретивший меня на пороге, — неужели он даже младше Мухина? А выглядит будто все уже повидавший и давно уставший бороться старик. И пахнет от него мерзкой смесью перегара и давно не мытого тела…
И меня он, конечно же, не узнал, хотя когда-то, еще в школьные годы, приходил к нам на школьные «огоньки», и мы даже с ним танцевали. Но ничего напоминать ему я не стала. И даже не поздоровалась — сразу потребовала:
— Где Павел?
— Павел, опять Павел… — тоскливо пробормотал мужик. И хмуро добавил: — Ты — сто сороковая.
— Что?…
— Или сто сорок первая — кто о нем спрашивает, — хмыкнул алкаш. — За последний год. — И рявкнул: — Устал я уже вам всем твердить: не знаю я, где Пашка! И знать о нем не хочу! И к его делам отношения не имею!
— А что вы так — о родном брате-то? — упрекнула я.
— Г… нюк он, а не брат! Так меня подставил!
— Послушай, Миха (из подсознания услужливо выплыло имя нелюбезного Пашкиного родственника), — произнесла я. — Ты разве меня не узнал? Я — Ангелина. Мы с твоим братом в одном классе учились…
— Ты — Гелька? — недоверчиво перебил он. — Но Пашка вроде говорил, что ты слепая?
— Была слепая, а теперь прозрела, — нетерпеливо отмахнулась я. — Говори быстро: что с Павлухой?!
— Чего — правда, не знаешь, что ли? Все ж каналы только об этом и кричали! И целая передача у Малахова была, я на ней тоже присутствовал…
— Я уезжала из страны почти на год, вернулась только сейчас. Ну, что случилось?
— Так братан… он же, это… обменник грабанул. На трех вокзалах, возле универмага, знаешь? Туда все ездили, потому что курс лучший в Москве. Так что он чертову кучу денег взял… — В голосе пьяницы прозвучала откровенная зависть.
Я еле удержалась от нервного смешка.
— Павлушка-то? Грабанул обменник?!
— А все тоже сначала ржали, — вздохнул Михаил. — Думали, что ошибка какая-то. Потом оказалось: действительно, он. Камера его засняла. Ну, тогда решили: возьмут его, в тот же день. А Пашка-то, тихоня тихоней, только всех обманул. И деньги прибрал, и смотаться умудрился. Сидит небось теперь где-нибудь на Кайманах. Коктейли хлещет.
— А много… в этом обменнике денег было? — тихо спросила я.
— Говорят, миллион, — вздохнул Миха. — Целый миллион евро. Представляешь, какие деньжищи?
* * *
Нельзя сказать, что Павел скучал по зиме. По солнечным дням, когда искрится снег, а на лицах девушек полыхает румянец. Иногда бывало, конечно. Но только в России куда чаще сплошная хмарь, и вот ее он до сих пор вспоминал с внутренней дрожью. Разве сравнишь с местным климатом, когда всегда тепло и солнце сияет триста двадцать дней в году?
И по Москве Пашка не ностальгировал, и по своей жалкой квартирке — тоже. И брата вспоминал все реже и реже. А что о нем думать? Наверно, совсем уже Мишка спился… И только про Гелю помнил всегда. И с удивлением понимал, что ему куда дороже не хохотушка и покорительница мужских сердец, а совсем другая Ангелина. Та, что перемещалась по квартире на ощупь. И робко сияла своей беспомощной и потерянной улыбкой…
Он слышал, что у нее снова все хорошо. Но хотел ли ее увидеть? Павел не знал. Ведь теперь Гелька снова на коне. И стала еще прекраснее, чем была до болезни. А он — как был тюфяком, так им и остался. И даже тропический загар к нему не пристает — вечно ходит красный…
Жизнь, постоянно на нервах, Павла изрядно измотала. Он ведь совсем не супермен. А что дерзкое ограбление ему удалось — так это повезло просто. Многие факторы совпали. Кассирше и в голову не пришло, что от скромного парня может исходить опасность — бронированную дверь даже не захлопнула. А охранник как раз ужинать отправился (Павел специально выжидал, когда тот уйдет). И денег в обменнике оказалось достаточно — не зря он искал, чтобы тот обязательно находился в проходном месте, и меняли в нем по хорошему курсу, то есть клиентов много, а инкассация, в целях экономии, всего раз в день…
И сбежать из России Павел сумел — благо липовые документы подготовил заранее. И благополучно вывез украденные деньги. Миллион, пятисотенными да сотками, в небольшой сумке уместился. Специально полетел из столицы прямо в Мюнхен, лично сделал взнос (анонимный, конечно) в кассу клиники Штайна.
И даже здесь, на Кубе, он почти легально. Въехал в страну по документам польского студента, учится в универе, подрабатывает в прокате аквалангов. Давно освоил испанский, прижился, даже полюбил местную жизнь — бедную, но чертовски веселую. Народ на Кубе классный — в какой бы еще стране люди получали по карточкам полкило мяса в месяц, но при этом постоянно улыбались?
Но червячок все равно точил. Постоянно. Его ищут. Его могут узнать. И это уже навсегда, до самой смерти.
