Я принялся колотить в ее дверь, но ответа не было, и, рассвирепев еще больше, я постучал громче. Через две минуты, окончательно потеряв терпение, я вытащил ключ. Когда я выкинул ее из своего дома и снял для нее эту квартиру, я, естественно, сохранил один ключ для себя. До сих пор не возникало необходимости его использовать, но меня просто достало то, что она пряталась от меня.
Замок сначала не поддавался, но, повертев ключом, через минуту я с облегчением услышал громкий щелчок – и замок все же открылся. Не желая получить сковородкой по голове, я слегка приоткрыл дверь и крикнул:
– Алекса? – Ответа не последовало.
Я позвал ее второй раз:
– Алекса?
В прихожей было тихо, и из недр квартиры не раздавалось ни малейшего звука. Решив, что опасности нет, я распахнул дверь.
И мое сердце оборвалось при виде представшей передо мной картины.
Глава 37
Эмери
Происходило определенно что-то неладное.
Во время второй половины моего психотерапевтического сеанса, который я вела по скайпу, в офисе начали громко хлопать двери. Последние десять минут раздавались какие-то крики. Один свирепый голос явно принадлежал Дрю, второй, потише, Роману, который только недавно появился. Он частенько вел частные расследования по заданию Дрю, но то, что происходило сейчас, явно носило более личный характер, чем обычно, и очевидно не было связано с каким-либо делом.
Мне пришлось несколько раз приносить извинения клиентам за шум и брань, долетающие до нас даже сквозь закрытую дверь. Наконец, не выдержав, я еще раз извинилась и сказала им, что мне надо срочно переговорить с ремонтной бригадой и отчитать их за нецензурные выражения. Положив трубку, я направилась к выходу из своего кабинета и… замерла у двери, услышав свое имя.
– Эмери? А она какое отношение ко всему этому имеет, черт побери?
– Если в двух словах, Алекса заявила в суде, что я сплю с бывшей уголовницей.
– Уголовницей? А что она такого сотворила? Не заплатила за парковку?
– Это долгая история, короче, ее арестовали за непристойное обнажение в прошлом месяце.
– Что?
– Это произошло, когда она была еще подростком. Ее вызвали в суд за купание в голом виде, а потом выписали ордер на арест, потому что она так и не заплатила тогда штраф. Это всего лишь мелкое правонарушение, не серьезнее парковки без талона. Но, разумеется, Алекса пытается раздуть это до небес. В ходатайстве ее называют бывшей уголовницей со склонностью к непристойному обнажению. И указывается, что эта самая преступница недавно стала причиной травмы Бека. На самом деле он просто случайно обжег руку.
– Вот дерьмо.
– Да, именно дерьмо. Но это еще не самое худшее. Здесь в суде в Нью-Йорке я бы еще мог отбрехаться от всего этого, так как судьи здесь сплошь и рядом сталкиваются с подобным. Но эта гадина подала ходатайство об изменении условий опеки в Атланте.
– Как она могла это сделать, когда вы оба проживаете здесь?
– Я только что был в ее квартире. Швейцар сказал, что она уехала еще вчера и дала новый адрес для ее корреспонденции. В квартире хоть шаром покати. Эта сука действительно переехала в Атланту!
* * *
Дрю не был большим любителем выпить. Иногда он пропускал один-два стаканчика виски или пива, но я никогда не видела, чтобы он надирался в стельку.
До сегодняшнего вечера.
Хотя он горячо уверял меня, что я никоим образом не виновата в случившемся, я все же терзалась чувством вины, так как спровоцировала ситуацию, из-за которой он предстал родителем, не справляющимся со своими обязанностями.
Мы сидели в квартире Дрю, отменив все встречи и дела, запланированные на послеобеденное время. Я пообещала Роману, что Дрю вовремя приедет в аэропорт завтра утром, чтобы лететь с ним вместе в Атланту. Они собирались отправиться туда, чтобы попытаться договориться с Алексой, и я была рада, что Дрю летит не один. Он не мог даже произносить имя бывшей жены без яростного рычания.
Закрыв дверь за Романом, я заперла ее, взяла со столешницы стакан, из которого пил Дрю, и вылила остаток его содержимого в раковину. Потом направилась к дивану, на котором он лежал, закрыв глаза рукой. Его ноги не помещались на диване и свисали на пол. Я развязала ботинки и стала их стягивать.
– Хочешь раздеть меня? – пробормотал он. – К черту башмаки. Лучше штаны стяни.
Я улыбнулась. Даже надравшись, он не изменил себе.
– Уже одиннадцать. Ты вылетаешь через десять часов. Думаю, тебе надо немного поспать. Утро едва ли будет милостиво к твоей бедной голове.
Я стянула с него ботинки, и они шлепнулись на пол, за ними последовали носки.
– Я не могу потерять сына.
Мое сердце сжалось от горечи, прозвучавшей в его хрипловатом голосе.
– Этого не случится. Даже если тебе не удастся подкупить ее, ты непременно сможешь убедит судью, что нужен сыну, что он принадлежит тебе.
– В нашей системе правосудия слишком мало правосудия. Люди, подобные мне, каждый день крутят ею как хотят.
Я не знала, что на это ответить. Я просто хотела сделать хоть что-нибудь, чтобы облегчить его боль. Поэтому я скинула туфли, забралась на диван и обвила его руками, нежно прижимаясь к его груди.
– Мне очень жаль, что все так случилось. Ведь всем совершенно понятно, как сильно ты любишь этого малыша. Судья должен это увидеть.
В ответ он сжал меня в объятиях, и через пару минут, когда я уже подумала, что он погрузился в сон, Дрю снова заговорил едва слышным шепотом:
– Ты хочешь детей, мисс Оклахома?
– Конечно. Хочу нескольких своих деток и подумываю также об усыновлении.
– В один прекрасный день ты станешь замечательной мамой.
* * *
– Мы нигде не можем ее найти. Адрес, который она оставила для пересылки корреспонденции, на самом деле адрес ее брата. Этот парень какой-то жалкий неудачник. Пришли к нему в два часа дня, а он еще спит. – Я услышала, как Дрю хмыкнул в трубку. – Вернее, спал, пока не повис в воздухе, когда Роман поднял его за шкирку.
– Вы вломились к нему домой?
– А нам и не пришлось этого делать. Входная дверь даже не была заперта. Поверь, ему это ни к чему. Тараканы и те побрезговали бы вползти в эту конуру.
– Он вам сказал, где находится Алекса?
– Он понятия об этом не имеет.
– Может, врет ради сестрицы?
– Я так не думаю. Он бы ее сдал с потрохами. Этот дрянной наркоша так испугался Романа, что даже обоссался. К тому же я хорошо знаю этого урода. Он с радостью бы продал мне информацию о ее местонахождении за деньги, достаточные, чтобы купить еще одну дозу, если бы был в курсе, где она находится. Этот ушлепок мать родную продаст за двадцать баксов.
